Не Альфа волчьей стаи - стр. 22
Для того, кого сводило с ума полнолуние, Нолан говорил на удивление внятно. Правда, Марлен по-прежнему не дышала, таращась на щель внизу. Собственное сердцебиение оглушало, мерзли кончики пальцев, от соды хотелось чихать. Краснели глаза.
— Связался на свою голову. Пожалел, — продолжал рычать он. — Ты меня прекрасно слышишь, солнышко. Слышишь и боишься. Вылезай из своей норы — помиримся. Так, как это делают жених с невестой.
Она закусила губу и сжала кулаки. Речь кое-как контролирует, но не намерения и не желания.
Готовилась. Ко всему этому Йорфер готовилась.
"В полнолуние он может стать диким. Необузданным", — со строгим лицом всегда говорила мать. "Твой образ жизни сейчас построен таким образом, чтоб ты привыкла к этой дикости и необузданности. Чтобы она тебя не сломала, не причинила тебе боль. Ты должна быть сильна — как физически, так и морально. А ещё должна быть готова к тому, что он возьмёт тебя силой".
Природой в пару оборотню теоретически всегда была заготовлена волчица-омега. Та, что сможет носиться с ним по лесам, когда над миром будет висеть полная луна. Та, которая изначально готова к сексу с ним — именно к такому, животному, неадекватному. Та, что сможет выносить безумно сильных младенцев.
Быть может, их даже обручит само мироздание, подарив метку истинной пары.
На деле же волчиц всегда было слишком мало. Они редко рождались, плохо себя контролировали или не обращались вовсе. Количество омег не покрывало популяцию стаи — такая ситуация наблюдалась от региона к региону. И в редких местах, где жители знали о существовании оборотней, те брали себе в жёны обычных женщин. Самых сильных и самых красивых.
И те женщины познавали мир за гранью. Власть. Долголетие. Огромный спектр новых чувств и возможностей.
А ещё они сидели под раковиной в ожидании одиночества.
Марлен печально смотрела на собственные руки, на ногти, под которые забилась сода, и вздрагивала, когда мужчина всё же с рыком открывал случайную дверцу шкафчика.
Шаг. Ещё шаг. В нём намного больше рассудка, чем говорила мать. Это пугало сильнее всего.
Да, она готовилась. Каждый божий день выдерживала физические нагрузки, ледяной душ, медитации. Готовилась так хорошо, что была готова ухмыльнуться судьбе в лицо, когда Альфа повёл бы её под венец. Идеальная жена — настолько, насколько идеальной может быть человеческая женщина.
Вот только она готовилась лечь в постель с другим. Готовилась ощущать совсем другие тяжёлые прикосновения, слышать у самого уха совсем другой рык. Чувствовать иной запах. Ведь предназначалась Йорфер совсем другому мужчине. Сперва, лет в тринадцать, она бунтовала. Потом, лет в четырнадцать, смирялась. А потом... начала влюбляться, изо дня в день представляя его лицо. Ассоциируя его с самым сильным, самым мужественным, самым лучшим волком.
Нельзя за несколько дней вытравить из души годы мечтаний. Годы болезненных фантазий, предвкушений, сладкого озноба. Нельзя вытравить даже предательством. Да, оно выжигает, но всё равно остаётся пепел. На месте надежд остаются угли, которые тлеют, причиняют боль, но заставляют себя ощущать.
Заставляют вспоминать и чувствовать боль раз за разом.
Девушка пыталась прятать её под фальшивыми улыбочками, под напыщенной самодостаточностью, под конфликтностью. Она и так была достаточно сильной, чтобы не реветь круглыми сутками после того, как её любимый заявил, что её сестра несравненно лучше. И вообще, он чувствует с ней родство.