Назови меня по имени - стр. 34
Оплату подготовки к экзаменам в вуз Алёшиной мечты мать тоже брала на себя. Большим достижением она считала свою лучшую находку, Машу, репетитора сразу по трём необходимым предметам – русский, литература и история.
Учитель рисования тоже нашёлся. Николая Фёдоровича Кайгородова знала вся неофициальная художественная тусовка Москвы и Петербурга, но Алёша обращался к нему просто: «Дядя Коля». Впрочем, это прозвище было известно гораздо шире, чем настоящая фамилия художника, и даже Маша, которая плохо разбиралась в современном искусстве, раньше не раз слышала о «дяде Коле – звезде московского подполья».
Это был изжелта-смуглый, когда-то темноволосый, а сейчас полуседой мужчина с бородой и жёсткими, сбитыми в плотный колтун волосами. В ухе у дяди Коли болталась серебряная цыганская серьга. Человек он оказался ещё не старый, но основательно потрёпанный неудачами и искалеченный тягой к выпивке. Побороть эту тягу не смог ни он сам, ни врачи, поставившие Кайгородову на сороковом году жизни диагноз «цирроз печени». На уклад дяди-Колиной жизни этот диагноз никак не повлиял, разве что среди его любимых тостов появился ещё один: «Ну, за цирроз!»
Светлана Павловна помнила дядю Колю ещё по своему прежнему, подмосковному бытованию, когда молодой художник только начал покорять московскую богему. Музей, где Алёшина мама работала в молодости, приобрёл несколько дяди-Колиных работ, и мастер иногда заглядывал к Светлане Павловне на службу, как будто в гости. Может, он надеялся, что музей раскошелится и купит у него стилизованный городской пейзаж. А может, мужчине просто нравилась Светлана Павловна, тогда ещё стройная, русоволосая девушка с короткой толстой косой и мягким выражением серо-зелёных глаз. «Эх, какая она была, твоя матушка! – говорил Алёше дядя Коля, взмахивая руками, словно пытаясь что-то вытянуть из воздуха. – Рисовать её нужно было, вот что!»
Наверное, в недрах кайгородовской мастерской где-нибудь валялся портрет молодой Светланы Павловны – вот только невозможно было отыскать нужную вещь в пыльном помещении, снизу доверху заваленном холстами и гипсовыми фигурами. Здесь дядя Коля не жил, а только трудился. Ночевать он уходил на станцию Сокол, в однокомнатную, которая досталась ему по наследству. В мастерской художник не мог уснуть, здесь его мучительно одолевала неоконченная работа.
Неожиданно для всех Алёша и дядя Коля подружились. Кайгородов даже сделал мальчику ещё один ключ от своей мастерской, чтобы ученик мог приходить туда и упражняться в технике, когда у хозяина случались внезапные «проблемы со здоровьем», попросту говоря, запой.
– Посмотри на своего Кайгородова! – сердился Владимир Львович. – Вот тебе типичный представитель так называемых людей искусства. Тоже хочешь быть таким?
Но Алёша год за годом упорно приходил в мастерскую.
Он обзавёлся новым этюдником, уже не фанерным, а настоящим.
Видавшая виды деревянная конструкция на фоне остальных предметов Алёшиной комнаты выглядела очень архаично и напоминала Маше средневековую дыбу. Этюдник стоял на таком расстоянии от окон, чтобы Алёше было куда установить тумбочку для модели. На тумбочку он водружал сперва ступеньку с драпировкой, а после и саму модель – чайник, стакан, рюмку. Алёша учился работать и акварелью, и акрилом, и маслом – Светлана Павловна часто проветривала его комнату, пытаясь избавиться от горьковатого душка с рыбным привкусом. Так пах льняной концентрат, составная часть масляных красок, – и Алёша радовался, что на этот запах, в отличие от многих других, у него не было аллергии.