Навеки твой - стр. 22
– Ты не понимаешь! – Я изнывала от бессилия объяснить ему. – Наша мама – это что-то особенное! Она… чистая, понимаешь? У нее даже помыслы чисты, не говоря уж о поступках. Она просто не переживет, если узнает обо мне что-нибудь… плохое.
От болезненной гримасы, исказившей лицо Глеба, мне становилось еще тяжелее. Боль, разделенная с ним, почему-то возвращалась ко мне удвоенной. Уверенным движением он взял мою руку и начал медленно перебирать пальцы. Это был не тот человек, который корчился над унитазом сегодня утром, но и не тот, с которым мы только что потешались над Лэрис. «Сколько же лиц и душ таится в тебе?» – с невольным страхом подумала я, хотя он, напротив, пытался меня успокоить.
– Я тоже так думал… о своей матери. И это вычеркнуло из моей жизни несколько лет. Но Лэрис удалось убедить меня в том, о чем я только что говорил тебе. Мать способна понять даже самое мерзкое в тебе.
– Я думала, вы познакомились с Лэрис уже после смерти твоей мамы.
Он вскинул голову, и в темных глазах промелькнуло что-то недоброе, угрожающее. Разжав пальцы, он отпустил меня, но в этот момент я заметила у него на запястье маленькую татуировку – четырехзначное число. Потянулась разглядеть ее, но Глеб отдернул руку так, словно я ударила его плетью. Водка расплескалась, и на салфетке расплылось коричневое пятно.
– Что тебе надо? – Глеб вскочил, сдернул салфетку и, скомкав, снова швырнул ее на стол.
– Да что ты? Я просто хотела взглянуть. Что это у тебя?
– Ничего. Глупость одна.
Он опустил рукав и застегнул на манжете пуговицу. Теперь передо мной снова был другой человек, с которым не хотелось оставаться вдвоем в комнате.
– Тебе никто не говорил, что ты не в меру любопытна?
– Из-за чего ты взбесился? Я даже не поняла.
Мои слова не сразу ослабили натянувшуюся до предела пружину. Он приходил в себя медленно, и было заметно, как краска постепенно приливает к щекам.
– Ох, – наконец смущенно выдавил Глеб, – прости, пожалуйста! На меня иногда находит… Сейчас я все уберу. Надо чистую салфетку.
Он открыл нужный ящик прежде, чем я успела подсказать, где их найти. «Кажется, ночью он успел пошариться не только в книгах». Тревожная догадка была сбита вплывшей с тарелочками Лэрис.
– Я тут нашла еще банку горошка и порезала лучку. Садись, Глеб, давай… За что?
Она любовно оглядела нас повлажневшими черными глазами и провозгласила:
– Чтоб они сдохли!
– Благородно, – кивнул Глеб и, выпив залпом, просипел: – За это – с удовольствием!
– Андрей никогда не пил, – я спохватилась, что это прозвучало как упрек, но было уже поздно.
От них обоих так и пахнуло холодом. Внезапная тишина разбудила кошку, надменно блеснувшую зеленью глаз. Ее легкий зевок нарушил безмолвие, и Лэрис захлопотала вокруг столика, подкладывая нам кусочки колбасы.
– Как здорово, что мы сейчас вместе, ребята. Честное слово! Я уже давно не выпивала так, по-семейному, в тесном кругу. Эх, Наташка, почему ты живешь так далеко? Могли бы вместе снимать квартиру и частенько садились бы вот так, чтобы видеть друг друга. И поговорили бы не на ходу, а в спокойной обстановке.
– Перестань, Лэрис, тебя бы хватило на два таких вечера, – насмешливо протянул Глеб. – Уж я-то тебя знаю. А потом ты удрала бы в какой-нибудь ночной клуб. И меня бы утащила.
– Лэрис, ты ходишь по ночным клубам?!