Навеки твой - стр. 11
– Надо было сначала заварку налить. Он болен, да?
Где-то далеко зазвенел трамвай, морозным пунктиром подчеркивая зависшую тишину. Лэрис пускала в кипяток тонкие коричневые струйки, и руки ее ничуть не дрожали. Это были крепкие, уверенные в своей силе руки.
– Все мы бываем больны, – она слизнула зависшую на носике заварника темную каплю. – И не одной тебе бывает плохо. Ты можешь поверить в это?
– Смотрите…
Мама подвела нас к окну и указала на пронизанные солнцем, возникшие за ночь морозные кренделя. Тонкие до прозрачности в верхней части окна, внизу они были налиты матовой объемностью, и мы знали, что постепенно холодные щупальца зимы проникнут и на внутреннюю сторону рамы. Их будет приятно отколупывать затупившимся карандашом, чтобы потом, мимоходом, опустить ледяной обмылок за ворот брату.
– Что здесь нарисовал мороз?
Я скорчила рожу: мама опять говорила учительским тоном!
– Чертополох! – Мой ответ должен был огорчить ее и вернуть к реальности.
Но она только вскинула брови и протянула: «М-м-м?»
У брата вырвался чуть слышный вздох.
– Похоже, – вяло подтвердил он. – Только подводный.
– Подводный? – с надеждой подхватила мама и опустила руки ему на плечи.
– Да, видишь вокруг водоросли, а на самом дне раскрытые раковины. Это жемчужины так сочно блестят. А чуть повыше – стаи мальков.
– Ничего этого здесь нет, – возразила я. – Ты все выдумываешь.
Мама неожиданно согласилась:
– Конечно, выдумывает.
И добавила, потрепав меня по затылку:
– Поэтому он – художник, а мы с тобой – нет.
– Ты все еще злишься на меня?
Лэрис подкралась сзади, когда я смотрела из окна кухни на свежий снег. Вчера, с ее приездом, отступили морозы, и небо нехотя затянулось пеленой. Наверное, скучные облака тянулись от нашего дома до самой Москвы. И если бы Лэрис была там, то сейчас, стоя у окна, она видела бы такую же серую тяжесть неба, пронзенную промерзшими ветвями. И ей бы так же хотелось… Впрочем, я никогда не знала, чего в действительности хочет Лэрис.
– Я была вчера в своей музыкальной школе…
– В музыкальной школе? Разве ты училась музыке? – Она старательно напрягла лоб, вспоминая. – Ах да… Но ты же бросила ее тысячу лет назад. Зачем тебе это?
– Что именно?
– Цепляться за прошлое! Зачем ты всех заставляешь жить вчерашним днем?
– Мне просто надо было с кем-нибудь поговорить.
– Ну да! С учительницей, которую ты не видела лет десять! О чем ты с ней говорила?
– Лэрис, разве это не мое дело?
Заскочив на подоконник, Лэрис звонко хлопнула себя по голым коленям.
– А-а, не нравится? А то, что ты делаешь, думаешь, всем нравится?
– Кому – всем?
– Да хоть Глебу. Ты смотришь на него так, будто он взорвал храм Христа Спасителя. Ему и так тошно, между прочим.
– Отчего же ему-то так тошно?!
Замявшись с ответом, Лэрис принялась виновато тереть нос, и было похоже, будто она готовится мне соврать. Однако услышанное мной было так неожиданно, что походило на правду.
– Он обкурился вчера, понимаешь? Перебрал. Отчасти в этом и ты виновата… Он слишком боялся с тобой встретиться.
– Наркотики?!
Лэрис испуганно замахала на меня:
– Бог с тобой! Какие наркотики… Так, травка. Я думала, ты догадаешься.
– Не догадалась, как видишь. О господи, Лэрис, и ты полагаешься в таком деле на какого-то жалкого наркомана? Да, что с тобой, Лэрис? Ты вообще в своем уме?