Наварин (Собрание сочинений) - стр. 17
– А наш Джордж вовсе не глуп! – обменивались представители тори, покидая министра. – И оппозиции кусок сунул и нас не огорчил!
Джордж Каннинг
Ну, а что же Россия неофициальная, как она отнеслась к боли и трагедии братского народа? Наверное, нигде к страданиям греков не отнеслись так понимающе, как у нас. Да и как могло быть иначе! Ведь исстари Россию с Грецией связывала не симпатия, а любовь, не интриги, а взаимопомощь. И азбука была у нас одна – кириллица, и вера единая – греческая православная! Издавна, спасаясь от преследования, бежали на Русь к единоверцам греки, и каждому находился там кров и стол. Не раз приходил к греческим берегам и российский флот, чтобы огнем своих пушек, облегчить жизнь единоверцам. Такое не забывается!
Помимо всего прочего Грецию с Россией связывали и самые тесные торговые узы. Закрытие с началом восстания турками проливов для русских и греческих судов сразу же сказалось на экономике южных губерний. Некуда стало вывозить хлеб, шерсть и кожи. Это вызвало ропот, одних и открытое возмущение других:
– Виданное ли дело притеснительства от басурманов терпеть неслыханные! Не это ли есть позор флагу и чести российской! Неужто перевелись у нас Суворовы и Кутузовы, чтобы навести должный порядок в Царьграде!
Современники тех дней пишут, что в кабаках, в ту пору зашедших греков, запаивали в усмерть, денег притом не требуя.
– Пейте, сердешныя! – слезились кабатчики, щеку ладонью подпирая. – И так скольки вы от поганцев басурманских понатерпелися!
Прогречески была настроена не только вся православная церковь, но и весь российский генералитет. Все чаще и чаще теперь раскатывались в тиши штабных кабинетов балканские карты.
– Здесь обычным войскам делать нечего! – делились мнением меж собой генералы да полковники. – Нужны полки горные, наподобие кавказских!
– Как же идти-то в эту Грецию? – вопрошали те, что был поосторожней.
– Походом через княжества дунайские или десантом флотским через проливы черноморские напролом! – отвечали те, кто был решительнее.
Командующим освободительной армией видели одного человека – героя двенадцатого года знаменитого Ермолова. Будущий декабрист Кондратий Рылеев писал о нем:
В те дни и великий Пушкин, мечтая умереть за свободу Греции, писал строки, не менее вдохновенные:
Заявление императора Николая Первого о скором его вмешательстве в балканские дела вызвало незамедлительную реакцию по всей Европе и особенно на британских островах. Там взволновались не на шутку! Ведь Россия в лице своего императора уведомила всех о новом самостоятельном политическом курсе, и трудно теперь было точно сказать, куда повернет ее "политический корабль".
В Лондоне совещались лихорадочно, надо было что-то срочно предпринимать, но что конкретно не знал никто.
Первым изложил свой подход к "русской проблеме в балканских делах" министр иностранных дел граф Гровенор:
– Россия настроена решительно и будет добиваться независимости Греции. Оставшись в стороне, мы сами отдаем Петербургу судьбы всего Средиземноморья!
Министра поддержали лорды Эрскин (из вигов) и Абердин (из тори):