Наука, любовь и наши Отечества - стр. 6
А на другой день в самолет и… в знаменитый совхоз «Волго-Дон», где сам Хрущев был совсем недавно. Тоже и там основное время провели за богатым столом. А потом в Ростове были, и снова в колхозе передовом. Наконец, в Краснодар прилетели. Здесь-то я и решила (с негласного разрешения всех членов делегации) попросить начальство крайкома отвезти не по фермам нас, животноводческие постройки осматривать, как было в плане, мы их и так уж навидались, а к морю… Надо было срочно придумать для отчета, куда и зачем. С какой новой технологией строительства знакомиться. С помощью начальства краевого придумали: в Геленджике (там отличное море!) есть замечательное винодельческое хозяйство. Так вот, в этом хозяйстве новая технология. Неважно, что это не фермы, а всего-навсего столбики для виноградной лозы. Но они – новые, из бетона! Смущаясь и весьма радуясь, чехи согласились. И вот мы здесь, в Геленджике. Приехали уже в сумерки. Но искупались. Вода теплая. Море ласковое. Я счастлива ужасно. С тех пор, как уехали из Мариуполя, море только во сне видала. Чехи мои все четверо в одном номере, и с кем-то поселили словака. А у меня люкс! Завтра пойдем в хозяйство знакомиться с виноделием.
С утра, еще перед завтраком, сходили к морю. Оно чуть шелестело, перламутровое. Искупались. Вода – двадцать восемь градусов, а воздух – всего четырнадцать. Вчера похолодало. Потом позавтракали и к десяти часам поехали в хозяйство. Оно здесь же, в Геленджике. Нас будто ждали, встретили как самых дорогих гостей. Сначала пошли «работать», то есть смотреть объекты с новой технологией. Здесь это были бетонные колышки вместо деревянных – опора для тонкой виноградной лозы. Но поскольку объект совсем не сложен, то и «работать» пришлось недолго. Подрулила к автобусу нашему сияющая «Волга», вышел к нам розовощекий, с лучезарной улыбкой директор и, пожимая всем руки, сообщил, что мы очень кстати, что наш Никита Хрущев сейчас в Чехии, и там его встречают, как царей не встречали.
«В Чехословакии сейчас праздник дружбы и братства, двадцатилетие Словацкого национального восстания, а мы дружбу и братство здесь отпразднуем», – сказал он и велел шоферу нашему ехать за ним следом. Привезли нас в огромнейший – никогда не видала таких – погреб винный, где в длинный ряд стояли положенные на бок на специальные подставки большущие деревянные бочки – суды. Возле каждой – маленький деревянный флажок с этикеткой, где написана дата постановки на выдержку, а также сорт винограда и название вида. Между рядами судов, прямо у входа – дебелый стол, покрытый новой клеенкой с веселеньким рисунком, и множество бутылок с вином – более тридцати видов и сортов! Тут же в графинах чистая водичка. Чтобы не перепутались «букеты» (ведь у каждого вина свой), надо каждую порцию при дегустации запивать. Мы, значит, дегустаторы. Перед нами листочки положили с названиями вин. Каждое надо оценить по признакам: вкус, аромат, цвет и т. д. и дать общую оценку в баллах. К «работе» приступили серьезно. Я аж умирала со смеху (про себя), смотря на товарища Трнку, экономиста министерского, с телом, налитым, словно сарделька, как он тщательно всё делает: отмерит себе в стаканчик химический вина точно до рисочки, потом сосредоточенно выпьет, запьет и с важностью запишет на листочке оценку. Однако довольно скоро серьезность пропала. Уже и названия путались, и заполнять листочки забывали. Наконец кто-то предложил чокаться… Хозяева листочки забрали. Оценка была замечательной: все вина хорошие, очень хорошие, отличные и даже выше всякой шкалы – сверхотличные… Потом всех нас, весьма повеселевших, повезли куда-то в ресторан, где накрыт был длинный стол с яствами. Самое замечательное для меня – это виноград и персики. На остальное (а было всего полно) я даже и не смотрела. Народу за столом человек тридцать. Помимо нас все совхозные специалисты, а также начальство городское и партийное. Тосты следовали за тостами, и я должна была всё переводить, что весьма сдерживало меня в поглощении чудесных фруктов. Пили за Никиту Хрущева – «Царя! Всея СССР, у которого порой в голове царя не было», пили за президента Чехословакии Антонина Новотного, «у которого порой тоже голова гуляла», за великий русский народ и за дружественный народ Чехословакии, за мир пили, и за дружбу на веки вечные, и еще раз за коммунизм пили (дожить бы нам!), и еще раз пили за дружбу. Она в боях зародилась и крепла. Кто-то из партийных начальников произнес целую речь, держа наполненную рюмку: «Сейчас, мол, когда мы здесь, в Чехословакии празднуют двадцатую годовщину восстания словацкого. Там ведь и русские участвовали. Так что дружба скреплена кровью братской. Чехословакия – надежный форпост Варшавского договора. СССР всё имеет, чтобы постоять за себя и за дорогих друзей. В Банской Быстрице на празднике зажгли в горах костер. Все, и наши тоже, сели вокруг костра. Партизаны вспоминали о минувшем, пели боевые песни. И спели одну из своих любимых – „По долинам и по взгорьям“. Споемте же и мы эту песню», – закончил свою речь партийный дядечка.