Наука, любовь и наши Отечества - стр. 38
На одном из кустов, который оголенным суком торчит из воды, видится дивная птица. Боясь испугать, держусь от нее подальше. Она будто застыла, так и сидит, выпростав одно крыло, вот-вот улетит. Я тихонечко, чтобы не плескануть веслом, приближаюсь к ней. Она всё сидит. Наконец я поняла, что эта птица – дерево, чудо, обточенное водой, подаренное мне природой (ко дню рождения).
А вечером снова вздохи животастого Франтишека, Ивиного отчима: комары не дают уснуть… К тому же он сильно затосковал без пива.
Так что нашему блаженному пребыванию на маяке скоро, наверное, придет конец.
Прохладным утром 11 августа мы все покинули маяк. Дед Миша доставил нас прямо к причалу, где уже толпились жители Самолвы, ожидая катер, идущий из Тарту в Псков. На этот раз вместе с Франтиком поедет Иво, а Бабичка с нами на катере.
Дорогой штормило до тошноты и ломоты костей. Шел косой дождик. Палубу то и дело окатывало волной. И снова на всех причалах атаковали наш кораблик люди с большими сумками. На этот раз в буфете везли колбасу и конфеты. Ужасная спешка: успеть бы взять и сойти. Одна женщина, эстонка, не успела. Умоляла капитана не отчаливать, у нее грудной ребенок остался там, она же на несколько минут отскочила… Стоявшие на нижней палубе мужики угрюмо молчали, а полоска воды, отделявшая катер от лесистого берега, увеличивалась. Мне ужасно жаль было женщину, даже голова разболелась. Отец пошел к морячкам поговорить. Но так и вернулся ни с чем. Низ-зя. Женщина до самого следующего причала тихонько подвывала. Впрочем, как сказали отцу, по суше ей всего четыре километра добираться, и автобус ходит…
Наконец остановка, а меня вдруг стало знобить, даже трясти. И всё виделась эта плачущая женщина. Отец укутал меня одеялом, прижал к себе. Муть дождя, качка… Домой приехали на такси. Ноги не сдвинуть, так отяжелели. Отец уложил в постель, принёс чаю, лимончик, сказал, что сильный жар.
На третий день температура спала, но из носа хлестала кровь. Никак не хотела уняться. Перепуганные лица отца и его жены Веры Григорьевны, любопытствующая хорошенькая мордашка сестренки Вали и озабоченный Иво. Маму свою с Франтиком он уже проводил. Сказали, что я бредила, что вызывали ко мне врача и хотели было везти меня в больницу… Однако температура спала, и оставили дома.
Ревматическая атака и диссертация
Уже недели две мы в Дубровицах. Лена в школу пошла. А я – дома: наша Дубровицкая врач, осанистая, интересная лицом Валентина Ивановна, определила у меня ревматическую атаку. Предписала уколы пенициллина, аспирин и строгий постельный режим. По вечерам ознобы и температура небольшая, которую в амбулатории назвали субфебрильной. В сердце шумы, РОЭ повышенная…
Диссертацию дописываю лежа в постели и раз в десять дней хожу к врачу.
В амбулатории всегда народищу. Валентина Ивановна принимает подолгу, особенно своих знакомых. А у нее их – все Дубровицы и деревни окрестные. У меня все без улучшения. «Вот так же и Тамара (называет фамилию), – говорит Валентина Ивановна, обращаясь к сестре, – ходила, ходила… Тоже с ревмокардитом. Больше года. Температура всё субфебрильная была. Так и умерла…» У меня сердце аж в пятки ушло при этих словах.
«Я не умру! Я не умру!» – вырвалось у меня. «Конечно, нет, конечно, нет», – испуганно заворковали сразу обе. Однако на душе тяжело: «Для чего вся эта диссертация?»