Научи меня ненавидеть - стр. 7
– Привет, – бросила она в трубку. Голос, немного заискивающий, вызывал у меня раздражение. Ненависти к Аньке не было никогда. Только глухое раздражение. – Как дела?
– Пока не позвонила ты, были хорошо.
Она засмеялась, рассыпалась звонким колокольчиком, словно я сделал ей комплимент. У Ани был талант – она в упор не видела того, чего ей видеть не хотелось. Я слушал и слушал её щебет, гадая, когда ей надоест и что ей надо. А что-то нужно было ей всегда.
– Я соскучилась по Бублику. Подумала, если я в городе, я здесь ещё три дня буду, я заеду к тебе? Погуляли бы с животинкой, выпили вина. Мы же не чужие друг другу люди.
Я представил себе Аньку. Голую, подо мной, такую испорченную, но такую послушную, податливую. И понял – хочу. И от этого стало обидно, ничему меня не учит жизнь.
– Так я приеду?
– Нет, Аня, я занят.
Она фыркнула в трубку. Так она выражала своё сомнение к тому, что я, находящийся на обочине жизни, могу быть чем-то занят. Я напрягся. Если Анька вбивала что-то в свою пустую обычно голову, выбить это обратно не было никакой возможности. Попытался вспомнить, есть ли у неё ключи от моей квартиры, или я их забрал? Представил, как Анька, ведомая ей одной понятными интересами, преследует меня и Бублика следующие три дня. И откровенно испугался.
Сбросил звонок, посмотрел на собаку.
– Хочешь встречаться с Анной?
Бублик гавкнул. Мне показалось, что сердито. Разъяренно даже. Это памятливое создание наверняка думает сейчас о том дне, когда Анька носилась за ним по квартире и пыталась прибить погрызенными ботфортами. К слову сказать, убить ими было легче лёгкого, каблуки сантиметров пятнадцать, не меньше.
– Ну значит, уходим на дно.
После недолгих раздумий я накидал вещей в небольшую дорожную сумку. По дороге позвоню Сергею, скажу, чтобы не терял. Посмотрел на ждущие меня на столе бумаги. И повинуясь импульсу, смял их, сбросил на пол. Глупо, но стало легче. Недаром мама говорила, что я отказываюсь взрослеть.
– Поедем в деревню?
Бублик оторвал от пола толстую задницу и вприпрыжку побежал к дверям. Вскоре город остался позади. Я ехал в дом, который оставил мне отец. Дом, который переходил в нашей семье из поколения в поколение вот уже двести лет, доставшись от не в меру разбогатевшего и умершего, не успевшего спустить нажитое, предка. Во времена Советов дом из наших цепких рук уплыл, но в начале девяностых вернулся. Я был совсем ребёнком, но помню, как радовался отец, тогда ещё безоговорочно мой, как гордился им дед. По сучьей случайности, по недоброй воле умершего отца от дома мне досталась только половина. А половина дома моих предков уплыла в цепкие ручки белесой мышки. Я пытался выкупить у неё эту долю, даже выпросил у матери её номер телефона, но она просто меня игнорировала. Я смирился, благо, что в наш город она носу не казала, и в минуты, когда я хотел убежать от себя самого, и от всего мира тоже, дом был в полном моём распоряжении. Моём и Бублика.
В деревню Аньку не загнать ни за какие коврижки даже летом, даже ради того, чтобы она в очередной раз доказала себе, что не потеряла власти надо мной.
Показался лес, в детстве знакомый до последней тропки, но и сейчас не потерявший для меня своей притягательности. Камышка грозила разлиться со дня на день, я даже помечтал об этом: оказаться отрезанным от всех обязательств на несколько дней. В очередной раз сбежать, сделав вид, что это не я, это просто обстоятельства. Обстоятельства, мать их.