Размер шрифта
-
+

Научи меня говорить - стр. 42

– Перестань, ну, пожалуйста. Услышь меня. Мне с тобой безумно хорошо. Я только с тобой. Больше никого нет. Все это от моей непутевости, которая всегда меня саму ставит в тупик. Говорю, а только потом думаю.

– Нет, ты всегда взвешиваешь каждое слово. И даже каждый жест у тебя не случаен. Я уже говорил, что у тебя удивительное качество – ты всегда делаешь и говоришь то, что хотела бы услышать и увидеть по отношению к себе. Видимо, и тебе иногда хочется слышать правду-матку, раз ты ее говоришь, не выбирая выражений.

– Да, хочется. Но так мало людей способны говорить правду. И это одно из твоих качеств, которые я ценю, – Честер внимательно меня слушал. – Ты всегда честен и не скрываешься за масками. У тебя можно спросить, и ты ответишь. Подробно, откровенно, по полочкам. Иногда кокетливо, игриво, но ответишь. Может, скажу тебе сейчас что-то странное, но с тобой я начала себя анализировать, и от этого стало страшно. Потому что осознала, какой бываю ужасной эгоисткой. И некоторые качества увидела со стороны. Мне как-то один мудрый человек сказал: «Какая же ты фантазерка, навыдумываешь, а потом сама же в это веришь». Ты меня боишься, но еще сильнее я боюсь себя. Боюсь, что все вокруг неправда, и это только я себе что-то выдумала. По ощущениям напоминает паранойю, но может оно так и есть? Так что мы с тобой оба того. Боюсь, что я – одна сплошная неправда. Может, тебе от этого стало не по себе, но я зато в этом «непосебешном» состоянии живу постоянно. Я все время во всем сомневаюсь, но ты тоже что-то постоянно анализируешь, взвешиваешь, значит, можешь меня понять. Хотя в чувствах это вредит. В детстве я любила копировать, примерять, как любая другая девушка, манеры, ужимки любимых актрис. Притом совершенно автоматически, на подсознательном уровне я улавливала только то, что подойдет именно мне. Воспитываясь аргентинскими сериалами с их вечными интригами и перипетиями в любви, я была уверена, что это идеал, и хотела того же. В первой школе, где я была изгоем, это не проявлялось, а во второй, где меня оживили – оторвалась. Экспериментировала. Да ты и сам до сих пор зовешь меня экспериментаторшей – может, оттуда идет. Понимаю, невозможно жить, как в кино – это напоминает застекольный розовый мир из пастилы, но вот такой я человек. Пытаюсь меняться, но пока, как видишь, сдвиги не очень большие, а иногда и в обратную сторону. А когда ты стал говорить что-то обо мне – я прислушалась. Я не реагировала на других, считала это просто подтверждением того, что у меня что-то получается, а ты же действуешь отрезвляюще (только не потирай руки в готовности продолжить в большей мере). Вот потому начала себя анализировать. И действительно стало не по себе. Что ж я делаю! Может, поэтому все время прошу у всех прощения – потому что не знаю, где я сказала или сделала то, что было мое, а что – позаимствованное. Притом это позаимствованное настолько укоренилось, срослось со мной, что вряд ли я могу уже отделить от себя какой-то жест, мимику. Одна сплошная мозаика. Фильм «Симона»… Ну вот – как видишь снова ушла в ассоциацию с кино… Хотя ведь это все равно я?… ведь срослось же… Ты, наверное, сейчас думаешь: «Боже мой! ее надо лечить!» Не спорю. Помощь бы не помешала. Только вот чья? врача? психолога? хотя какая разница… Или близкого человека, который по-доброму и любяще скажет, какая же я дура, что все это снова нафантазировала и поверила во все это… В общем, прострация полная. Прости за такой поток сло… Черт! Я опять извиняюсь!

Страница 42