Натали Лан - стр. 4
– Работа есть работа, – я пожимаю плечами, – но если твоя девушка против, то, возможно, стоит поискать другие варианты? И ты уверен, что сможешь совмещать работу с учебой? Или ты решил бросить универ?
– Я со всем справлюсь. Это на неопределенный срок, – он как-то странно исподлобья косится в мою сторону. – И ведь она не будет здесь одна.
– Что ты хочешь этим сказать? – я с недоверием осматриваю соседей. – У меня нет никакого желания быть втянутой в ваши разборки.
– Он хочет, чтобы ты нянчилась со мной, пока его не будет, – заявляет Ясмина.
– Черт! Нянчилась? Серьезно, Ясми? – Ник недовольно качает головой. – Я сказал, что вы можете провести время вместе. Посмотреть фильм, например, или…
– Минуточку, – останавливаю его я, – с чего ты взял, что у меня есть время на фильмы и… что еще там есть в твоем дурацком списке?
– Видишь? – Яс рукой показывает на меня. – Я же говорила, что она не станет.
– Простите, но я ничего не понимаю, – я окончательно запуталась и чувствую неконтролируемое раздражение, – разбирайтесь сами.
Уходя, я замечаю, как Ник подсаживается к Ясми, и как та опускает голову ему на плечо. Этим двоим под силу справиться с чем угодно, и им точно не нужна помощь человека вроде меня.
Девять лет назад
Я выхожу из примерочной с охапкой яркой разноцветной одежды и сбрасываю ее на стоящий неподалеку стол.
– Ничего не понравилось? – недоумевает мама.
– Нет.
– Но почему? – она выуживает желтую водолазку с длинными рукавами. – Может, посмотришь еще разок?
– Нет.
– Не понимаю, – мама растерянно озирается по сторонам, – что не так?
– Все нормально, просто пойдем посмотрим что-то другое, – предлагаю я, стараясь не выдать себя дрожащим голосом.
– Хорошо, идем.
Через час мы выходим из магазина, у меня в руках небольшой пакет с одеждой черного цвета. Мама ласково берет меня за руку, и этот жест пробивает брешь в моей защите. Я останавливаюсь посреди торгового центра и, опустив голову, беззвучно плачу. Неожиданные слезы удивляют нас, и мы обе не знаем, что следует говорить или делать в таком случае.
– Ты уверена, что не хочешь купить что-то еще? – тихо интересуется мама, продолжая крепко держать мою руку. – Что-то другого цвета?
– У нас в школе запрещено носить яркую одежду.
– Да, но когда тебя это останавливало? – она всегда поддерживала мое бунтарство и позволяла самовыражаться, но сейчас ее попытки поднять мне настроение делают только хуже.
– Мам, – сквозь слезы прошу ее я, – мы можем просто поехать домой?
– Да, конечно, – окончательно растерявшись, она непроизвольно выпускает мою руку, и в этот момент я словно навсегда лишаюсь ее поддержки, чувствуя, что отныне буду сама по себе.
Если бы мама все-таки спросила, почему я сложила всю старую одежду в холщовый мешок и отнесла его в кладовку, она бы узнала, что ее дочь стала жалкой трусихой.
В то время я вела личный дневник, куда удавалось записать все то, что никогда не будет произнесено вслух. После похода в магазин в нем появилась очередная запись.
Дорогой дневник!
Я прочла в журнале, что черное стройнит, но не особо в это верю.
Знаешь, чего я хочу?
Чтобы меня перестали замечать.
Чтобы, когда я иду по школьному коридору, никто не поворачивал голову в мою сторону.
Чтобы они перестали рассматривать меня и мое тело.
Я хочу стать невидимкой. Вот я есть. А вот меня нет.