Настройщик - стр. 12
Он ушел с площади и начал пробираться среди темневших в тумане лотков уличных торговцев и экипажей, направляясь по Кокспур-стрит, вливающейся в гудящий Сенной рынок; втянув ладони в рукава, он ругал себя за то, что не сел в омнибус. В конце улицы он свернул в проулок, где дома лепились друг к дружке теснее, а стены стали темнее.
Он шел, толком не зная, где находится, но стараясь не потерять направление, мимо стен – темных, кирпичных, и блеклых, покрытых выцветшей краской, – иногда навстречу попадался одинокий прохожий, торопившийся домой; шел мимо теней, отражений и отблесков света в мелких лужицах дождевой воды, скопившейся между булыжниками мостовой, мимо мансард под плачущими крышами и редких фонарей, покосившихся и мигающих, отбрасывающих на дорогу огромные пугающие тени оплетавшей их паутины. Он шел, и сумрак все сгущался, а улицы сужались, и сам он тоже съежился – от холода и от того, что дома вокруг словно скукожились.
Переулки вывели его на освещенную Оксфорд-стрит, где ему было все знакомо. Он миновал Оксфордский концертный зал и повернул на Ньюмен, потом на Кливленд, потом на Хауленд-стрит, один квартал, второй, теперь направо, на улочку помельче, такую коротенькую, что ее забыли отметить на последней карте Лондона, к великому огорчению жителей.
Номер 14 по Франклин-Мьюз был четвертым в ряду – кирпичный дом, ничем не отличавшийся от дома мистера Лиллипенни, продавца цветов, который жил в номере 12, и мистера Беннет-Эдвардса, обойщика, из номера 16; каждые два дома имели смежную стену, и все – общий кирпичный фасад. Вход находился на уровне тротуара. За железной калиткой короткая дорожка вела от улицы к входной двери, несколько железных ступенек спускались в подвал, где Эдгар разместил свою мастерскую. С ограды и подоконников свисали цветочные горшки. В некоторых росли поблекшие хризантемы, продолжавшие цвести даже в осенние холода. Другие горшки были пусты, их до половины заполняла земля, на которой побескивала роса, отражавшая свет фонаря возле двери. Наверное, Катерина специально оставила его гореть, подумал он.
Он возился у дверей с ключами, уже намеренно оттягивая момент возвращения. Обернулся и посмотрел на улицу. Там была темнота. Разговор в Военном министерстве казался далеким, как сон, и на краткий миг он подумал, что, может быть, все это действительно рассеется, точно сон, что не стоит ничего говорить Катерине, только не сейчас, поскольку он сам не уверен в реальности случившегося. Он ощутил, как голова непроизвольно склонилась в очередном кивке. Кивок – вот и все, что я принес с этой встречи.
Он открыл дверь и увидел, что Катерина ждет его в гостиной – читает газету в мягком свете одинокой лампы. В комнате было прохладно, и она накинула на плечи толстую узорчатую шаль из белой шерсти. Он осторожно закрыл дверь, остановился и повесил шляпу и сюртук на вешалку, не говоря ни слова. Нет надобности возвещать о своем позднем приходе фанфарами, подумал он, лучше зайду потихоньку, может, мне удастся убедить ее, что я уже какое-то время здесь, хотя он знал, что не удастся, точно так же, как знал, что она уже не читает.
На противоположном конце комнаты Катерина продолжала смотреть в газету, которую держала в руках. Это были “Иллюстрированные лондонские новости