Настоящие, или У страсти на поводу - стр. 23
– Охотники прогнали. Тебя надо согреть.
– Х-хо-л-ло-д-д-д-но, – простонала я, едва шевеля языком. Вновь застучали зубы. Да так сильно, что я испугалась, как бы они не раскрошились от таких ударов.
– Мои вещи. Растерзали, конечно, но они сухие.
Ивар, натужно кашляя и задыхаясь, на коленях дополз до ракиты, где валялись остатки его жилета и рубашки.
Я скрючилась на земле, подтянув колени к груди и обхватив их руками.
– Сейчас придут. Айола… сейчас. Нас… тебя должны искать. – Ивар упал рядом со мной, прижимая к себе и укрывая тряпками, которые почти сразу намокли, став такими же влажными. – Айола.
Я слепо потянулась к нему, едва дыша от холода.
– Ивар… Я хотела…
– И я хотел, – кивнул он. Его руки заскользили по моей спине, пытаясь согреть. – Ты очень красивая, Айола… У меня дух захватывает, когда я думаю о тебе… Как солнечный лучик…
– Я тоже, – прошептала в ответ. – Тоже…
А дальше всё исчезло в тумане, обдувая холодной изморозью и инеем застывая на губах.
Купание более получаса в ледяной воде не могло пройти бесследно – я заболела и около недели провалялась в горячке. Первые дни были самыми тяжелыми, я почти не приходила в себя, металась по постели, несла какую-то ерунду и чуть не свела с ума отца, который всё это время дежурил рядом, пытаясь влить лекарство и стирая липкий пот.
Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.
Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая, встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.
– Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.
– А где папа? – морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.
– Я его спать отправила. Столько времени возле тебя провёл. Похудел страшно, того и гляди сам в бездну отправится. Как же нас напугала.
– Простите, – тихо ответила, вспоминая произошедшее: ледяную, пробирающую до костей воду, монстров, которые носились по берегу, тепло Ивара. – Как давно я болею?
– Четвёртый день пошёл. Я только вчера приехала. Так испугалась. – Тётушка стёрла слёзы ладонью и продолжила: – Думали, отдала Богам душу, уйдёшь за матушкой… Такая же молодая.
– А Ивар? – перебила я её болтовню, с трудом приподнимаясь на локтях и снова падая на влажные от пота подушки.
– Какой Ивар?
– Тот парень, который меня спас.
– Ах, этот. – Тётя махнула рукой. – Сегодня уже прибегал. Спрашивал, как ты. Волнуется. Хорошенький такой.
– Живой, – выдохнула я, не в силах сдержать улыбку облегчения.
– Да что ему будет. Смышлёный мальчик. Кто же знал, что эти исчадья плавать не умеют. Хотя рискованно. Теченье у Молохова ручья сильное. Как не потонули только. Других жалко, – добавила она, тяжело вздохнув, и тут же хлопнула себя по губам. – Ой.
– Кого других? – тут же уцепилась я, подавив зевок.
– Нечего я тебе не говорила. Отдыхать надо. Кушать хочешь? Тут бульончик есть, – засуетилась она, пытаясь сбить меня с толку.
– Тётя, я ведь всё равно узнаю.
Женщина строго на меня взглянула, но надолго выдержки не хватило.
– Хорошо, скажу, по большому секрету. Троих разодрали. Двух ребят и девочку.
– Кого? – во рту пересохло от страха.
– Я откуда знаю. Жалко, молоденькие совсем. А теперь пора кушать, а то смотреть страшно. Одни глазки остались.