Наследство последнего императора. Том 4 - стр. 33

В ответ голландец завернул такую многоэтажную матерную конструкцию, что Новосильцева отшатнулась.

– Я вас попрошу, сударь, – произнесла она ледяным тоном. – Выражайтесь поизящнее в моём присутствии. Или этим ваши знания русского языка исчерпываются?

– Что же вам не нравится? Не слышали таких слов? Значит, не были на фронте? И вообще в войсках? Какая же вы сестра милосердия?

– Дипломированная. И не надо меня так грубо экзаменовать.

– А мне показалось, что это вы меня экзаменуете.

– Я была на фронте. На том самом. Его мало кто различал. И вы на нем были. Минхеер, мы же друг друга поняли, – многозначительно сказала Новосильцева вполголоса.

– Вы уверены?

– А вы нет? Все равно, подобного поведения я не потерплю.

– Вот как! Раньше, значит, терпели.

– Никогда.

Грондейс снова оглянулся по сторонам.

– Вот что: я отплачу вам другой монетой. Однако настоящей, не поддельной, – заявил он. – Без шуток. Сейчас я понял, кто вы на самом деле. И на кого объявило охоту командование чехословацкого легиона вместе с чешской и колчаковской контрразведкой. Полковник Зайчек вас заждался. Мечтает видеть вас в своем подвале.

Новосильцева замерла.

– С нетерпением ждет! – с удовольствием сказал голландец. – Ваши друзья уже у него. Мне, простому репортеру, известно больше, чем любому вашему шпиону. Пусть он даже из Генерального штаба.

Голландский корреспондент Лодевейк Грондейс был бешено популярен во время войны. В Западной Европе его репортажи рвали из рук. В России знали мало, зато на Восточном и Западном фронтах он был знаменитостью. Грондейс оказался редким журналистом, кто собирал горячий материал не в штабах, а в окопах и траншеях, на переднем крае, под огнем. Он ходил в боевую разведку вместе с русскими пластунами, причем с оружием в руках, что запрещено журналистам. И вместе с солдатами атаковал противника, удивляя всех своей отчаянной, совсем не европейской храбростью.

А ведь ещё совсем недавно Лодевейк Грондейс жил тихой, размеренной жизнью, преподавал в школе, потом в университете физику и математику и увлекался историей Византии. Никто не предполагал, и он сам, что внезапно оставит свою благополучную жизнь и бросится в самый центр мировой бойни.

Будущий отважный репортер Лодевейк Херманн Грондейс родился в Индонезии, в городе Памекассене, Восточная Ява. Отец его Херманн Грондейс был директором школы, мать Йоханна Элизабет Ле Брюн – потомственной туземной аристократкой, внучкой яванской принцессы. Она передала сыну не только азиатские черты лица, но и нечто такое, что перевернуло в 1914 году всю его жизнь.

Закончив в колонии голландскую гимназию, Лодевейк переехал в метрополию, где получил два высших образования – в Утрехтском и Лейденском университетах по специальности физика и математика.

И все бы ничего: постепенно складывалась педагогическая и научная карьера. Как вдруг прогремели августовские пушки первой мировой.

Час пробил. В крови Грондейса проснулся яванский демон войны Батара Кала, переданный Лодевейку, очевидно, с генами матери. Демону зачем-то понадобилась всеевропейская битва, где реки крови сливались в одно кровавое внутриконтинентальное море.

Неистовый демон войны Батара Кала с

острова Бали, вселившийся в Лодевейка Грондейса

Сам Грондейс рассказывал: «Я ощущал себя неистовым индонезийским богом войны, который грозно и озабоченно, восторженно и порой даже сочувственно наблюдает с облаков за битвами гладиаторов, которых бросили в бой местные боги».