Наследство последнего императора. Том 3 - стр. 31

Платформа была полна народу – крестьяне, в основном, и солдат много. И все подряд щёлкают семечки подсолнуха – платформа усыпана шелухой, будто серым ковром.

В буфете мне дали на пять рублей тарелку жидкого супа и кусочек хлеба. Я набросился на еду с такой жадностью, что смутился сосед по столику и отдал мне свой хлеб – изрядный кусок ситного.

– Далеко ли собрался, старик? – спросил сосед.

Я сначала не понял и даже оглянулся – кого он спрашивает. А потом дошло – да, конечно. Старик с длинной полуседой бородой и в истерзанной одежде, в лаптях – это я, кто же ещё?

– Да вот в Екатеринбург собираюсь. А что, билет, чай, трудно получить?

– Какой там билет? – засмеялся сосед. – Ты в своей деревне и не слышал, что давно никаких билетов нет. Получить надо разрешение, особое, и отправляйся, куда пожелаешь.

– И как можно его получить? У кого?

– У начальника станции. Да только никакого начальника давно здесь нет.

– И что же теперь?

– Теперь разрешения чехи выдают. Но не всякому.

Пошёл я к начальнику станции.

В самом деле, за столом начальника сидел толстый австрийский военный с нашивкой из красной и белой ленточек на рукаве и с тремя нашивками на погонах. Он пил чай из самовара, и откусывал от огромного ломтя белого хлеба, на котором был слой масла толщиной в два пальца. Я не знал, как обратиться к нему и потому сказал как можно любезнее:

– Доброго здоровья вам, уважаемый господин офицер, и приятного аппетита.

Толстяк глянул на меня круглым глазом и молча продолжал жевать.

– Покорнейше прошу… – опять начал я.

Глаз снова повернулся ко мне.

– Не офицер, мрачно буркнул он. – Четарж9.

– Покорнейше прошу, пан четарж… – снова начал я. – Мне бы проездной документ. До Екатеринбурга.

Теперь он посмотрел на меня обеими глазами и сказал равнодушно:

– Пошёль вон.

– Но позвольте…

– Пошёль вон! – гаркнул четарж. – Пулью в лоб хочь, кольеньо хамски?

Такого в свой адрес я ещё не слышал. Хорошо, что был без топора, иначе ответил бы мерзавцу крепко.

«Как же так, – думал я, шагая по перрону. – Мы ждали чехов, как родных, как братьев-освободителей. Пришёл к нему простой русский человек, крестьянин, не богач, с естественной просьбой. За что же он меня оскорбил? За то, что увидел перед собой простолюдина? Но из таких вся Россия состоит – скромных и беззащитных. А сам – аристократ, что ли? Барин чешский?»

Крестьянский парень, подпиравший вокзальный столб, встретился со мной взглядом и сочувственно:

– И тебя, дядя, выгнали?

Я развёл руками:

– Даже не понимаю, почему. Как же теперь? Ехать-то надо.

– Всем надо. Я тут уже два дня сижу. Вчера чех меня выгнал, сегодня тоже выгнал…

– А поезда ходят?

– Вчера было два.

– А сегодня?

– Все ждут. У одних есть бумажка от чеха. Другие на крышу без бумажки прут. Да туда ещё попробуй влезть. Кошка не поместится.

Походил я ещё немного, собрался с духом и снова зашёл к чеху.

Увидев меня, он выпучил глаза, угрожающе поднялся:

– Ещё что, смерд смердячий?

Вместо ответа я вытащил оставшуюся пятирублёвку и показал ему. Толстым пальцем чех поманил меня ближе, взял деньги, рассмотрел. Потом неожиданно скомкал кредитку и швырнул мне в лицо.

Я закрыл на секунду глаза и замер, чтобы удержаться и не влепить пощёчину мерзавцу. Быстро снял с исхудавшего пальца золотое обручальное кольцо и протянул ему.