Наследники земли - стр. 104
– Господин… – Рокафорт говорил, подбирая слова, боясь оскорбить вельможу. – Я прошу вас не трогать эту девушку.
Пуч даже не удостоил купца взглядом. Пуская слюну из открытого рта, он продолжал лапать девственные перси.
– Я ее покупаю. Вот эту! – объявил Пуч. – Матео!
Слуга отозвался на призыв так, как будто заранее знал, чего сейчас потребует его хозяин.
Одноглазый шагнул вперед, обхватил невольницу за талию и взвалил на плечо. Девушка завопила, Мария и Рокафорт оторопело застыли, а хозяин и слуга уже оглядывались в поисках какого-нибудь подходящего помещения. Рожер Пуч развязывал тесемки на своей шелковой котте, заляпанной вином и слюнями.
– Господин… – снова взмолился Рокафорт.
– Наверх. – Пуч указал на лестницу.
– Вы ведь не расплатились, – увещевал купец.
– Высчитаете ее цену из наших будущих прибылей, – бросил Пуч, даже не обернувшись, уже поднимаясь вслед за Матео, который нес девушку на плече.
Вопли рабыни отзывались эхом даже внутри кладовки. Кажется, сопротивлялась она недолго: очень скоро весь хутор был оглушен тишиной, которая длилась и длилась, пока наконец Рожер Пуч не спустился в столовую вместе с одноглазым.
– Вы не ошиблись, Рокафорт. Хороший товар. Доставьте ее в мой дом, – распорядился вельможа, а потом вышел за порог, сел на коня и поехал в сторону города.
Возродившаяся ненависть к человеку, который вернулся из глубин забвения, и почти полная уверенность, что одноглазый сделает все возможное, чтобы отыскать Уго, отчасти отвлекли юношу от его страданий. Теперь по ночам или в редкие минуты отдыха Уго думал не только о Дольсе: в его тревожные думы вторглись Рожер Пуч, его кривой слуга и даже сама Мария – ведь толстуха использовала любые поводы, чтобы придвинуться поближе и докучать ему поцелуями и ласками.
С тех пор как Ромеу встретил юного бродягу на виноградниках и привел на хутор Рокафорта, в Барселоне Уго не бывал. Не возвращался в церковь Святой Марии, не приходил к Арсенде. «Зачем? – говорил он себе. – Чтобы снова ей лгать?» Он не сумеет. Уго не мог представить, как скрывает скорбь по смерти возлюбленной, не мог помыслить о новой цепочке обманов, равносильных отказу от самого лучшего, что было в его жизни: от любви к еврейской девушке, а ведь с этим Арсенда никогда не смогла бы примириться. Здесь, в полях, пользуясь вымышленным предлогом скорби по матушке (от Антонины тоже не было никаких известий), Уго мог предаваться своей тоске и никто ему не мешал. Ромеу требовал только работы; его жена навязчиво искала его общества, а девушкам, пока Рокафорт их не продал, было достаточно улыбки или сочувственного взгляда. Остальные рабы плакали, смеялись и болтали, пока жизнь мало-помалу проходила мимо них. «И мимо меня тоже», – порой думалось юноше.
В тот четверг, 14 декабря 1391 года, Уго услышал, как спорят Ромеу и Мария: обоим хотелось отправиться в Барселону. Оба желали посмотреть казнь арестованных после еврейского погрома, но кому-то непременно следовало оставаться на хуторе и присматривать за хозяйством. В конце концов дома осталась Мария. Уго тоже хотел увидеть, как свершится справедливость, поэтому пошел в город вместе с Ромеу.
– Тебе нравится смотреть казни? – спросил управляющий по дороге. Ответа он не ждал. Да Уго и не ответил. – Арестованы главные зачинщики мятежа… хотя я бы не стал наказывать людей, изничтоживших столько марранов. – Ромеу говорил сам с собой. – И многих удалось покрестить. Да разве это не благо для королевства? Ходят слухи, что на самом деле король гневается не из-за смерти евреев, а из-за бесчинства крестьян, спаливших государственные книги. Вообще-то, его величество даже помиловал некоторых участников мятежа. Но, как бы то ни было, зрелище будет стоящее.