Наследники Скорби - стр. 27

– Эй! – Девушка спешилась и подошла.

Клесх лениво открыл глаза.

– Чего орешь? Уху помешай.

Лесана порывисто наклонилась и обняла наставника.

– Повидалась? – спросил он, похлопав ее по спине.

– Угу.

– Ну что? Больше к родному печищу не тянет? – понимающе улыбнулся крефф.

– Нет, – ответила выученица, а потом гневно спросила: – Знал ведь? Отчего не сказал?

– А ты поверила бы? – удивился собеседник.

Девушка в ответ лишь покачала головой.

– То-то и оно. Давай сюда уху, поедим да поехали. Я тебя вчера еще ждал.

– Куда поехали-то? – спросила Лесана, помешивая ароматное хлебово.

– Домой.

Домой…

Она улыбнулась. На сердце сделалось легко.

Когда ворота Цитадели распахнулись, стояло раннее утро. Солнце только-только поднималось над кромкой леса, но в низинах кое-где еще висел туман.

Двое всадников верхом на гнедых лошадях выехали из Крепости. Вершники были облачены один в коричневое, другой в серое одеяние и, судя по тяжелым переметным сумам, снарядились в долгую дорогу.

– Мира в пути, – пожелал в спины уезжающим выученик, стоящий у ворот.

– Мира в дому, – последовал брошенный в один голос ответ.

Юноша смотрел на креффов, удивляясь про себя тому, что эти двое, даже будучи одетыми в невзрачное мужское облачение, умудрялись оставаться женщинами… Красивыми женщинами.

Бьерга и Майрико ничего не подозревали о его мыслях и думали каждая о своем. Долго ехали в молчании. Солнце поднималось в зенит, и его лучи окунали тела в сладкую негу, размягчая души. Говорить не хотелось. Хотелось насладиться тишиной и покоем…

– Ты нынче снова не жаждешь в родные края ехать? – со вздохом спросила колдунья спутницу.

Лекарка в ответ усмехнулась:

– Верно.

– Значит, опять мне туда копытить, – досадливо скривилась женщина.

В памяти сразу всплыл тот далекий день – почти двадцать весен назад, – когда она везла юную целительницу в Крепость…

Наузнице тогда выпала нелегкая ехать в Почепки. Похлеще Встрешниковых Хлябей не любили креффы те края, оттого всякий раз тянули жребий, кому эта сласть достанется.

Три деревни, не большие и не малые, стояли среди лесов в полуобороте друг от друга. И вроде люди там были как прочие: хлеб сажали, ремесло всяк свое ведали, вот только всем приходились они чужинами, и им всяк чужаком был.

Говорили почепские, что живут по правде древней, Хранителями завещанной. Хранителей своих звал тутошний люд Благиями. Эти-то Благии и заказали почепским с чужинами родниться, урядили жить наособицу. Даже на торг и то здешние мужики выезжали редко, а коли и выезжали, так без баб и детей. Не покупали ни посуды расписной, ни лакомств, ни бус девкам, ни лент. Все им казалось опоганенным.

Случись же кому стороннему через деревню их ехать да воды попросить испить, так после того ковш выкидывали. А девок почепские мужики, едва те рубашонки детские пачкать переставали, прятали под покровы, да такие, что за ними ни лица, ни стана не разглядеть. В рода чужие невест не отдавали, только в две свои соседние веси, что тем же обычаем жили. Оттого-то никто их девок и баб в глаза не видел. Болтали-де, почепские их и за людей не держат, так, чуть выше скотины.

Одним словом, чудно́е житье у них было. Неуютное. Вроде и улыбается тебе староста, и поклоны кладет, да по глазам колючим ясно – обороты считает, когда из веси уберешься.