Наследники - стр. 2
Полагаю, результат проверки будет тот же, что и в прошлый раз: «Я пытаюсь, но вы же видите, какая мне шваль досталась? Посмотрите на моего сына. Он нормальный. Если бы я был плохим отцом, Мирослав тоже был бы таким, как она. Вы должны быть мне благодарны, что я сам ее обеспечиваю, а не вы».
Мирослав да, он действительно был нормальным. Он подрабатывал на бензоколонке и тырил кошельки на базаре у нерасторопных прохожих. Обычно так он собирал за месяц от десяти до пятнадцати тысяч и не зависел от отцовской пенсии за выслугу лет в местном участке. По нашему городу десять тысяч – это крупная сумма.
До второго замужества мы с мамой жили на семь тысяч в месяц, и мама… мама просто хотела как лучше. Она легла под блатного, чтобы хоть немного улучшить мою жизнь и помочь встать на ноги, а потом в один прекрасный день просто вышла в окно квартиры на десятом этаже.
– И тебе хорошего дня, – прошептала я, смахивая теплую вонючую воду с лица. До прихода сотрудника опеки мне не избавиться от запаха. Если счетчик воды увеличится хоть на деление, то мне кранты. Сбежать в библиотеку – то единственное место, где ко мне относятся как к человеку, мне не дадут. Я ведь должна подтвердить свой статус отребья и полного ничтожества.
А ведь в СИЗО было еще не так плохо… Не знаю, что меня укусило, раз пришлось давить в себе слезы. Разве я не выплакала все? Я поспешила уйти в «свою комнату» однушки, которую нормальные люди называют балконом. Незастекленным балконом, продуваемым всеми ветрами. А матрас, подушку и одеяло мне заменял старый отчимовский бушлат с меховой подкладкой. Его как раз хватало, чтобы низенькой худенькой мне завернуться и не помереть от холода. И в минус тридцать меня не пускали спать даже в коридор.
Внутри в единственной комнате я увидела знакомую картину: на полу чуть ли не в обнимку спали двое «благородных мужей». В этот раз ни один из них не очухался и не потребовал принести еще или дотащить его до туалета. Да, такие требования тоже иногда случались. Но сегодня мне повезло. Я без промедления вышла на балкон и опустилась на колени. Взять в руки бушлат не вышло. Я не сразу заметила, что на нем кто-то стоял, а когда подняла голову – ужаснулась.
Парень. Молодой. Вылизанный. Он стоял на бушлате в вычищенных до блеска черных туфлях и опирался локтями на ограду. В темно-коричневом «плаще Нео» парень был на порядок, а то и два выше друганов Мирослава, и я не могла поверить, что такой на вид приличный парень мог забыть в квартире алкашей? Он делал вид, будто не замечает меня. К лучшему, но…
– Отойдите с куртки, пожалуйста, – прошу я и немедленно опускаю глаза в пол. Если он новый друган Мирослава, то его лучше не злить.
Парень оборачивается и выпрямляется, не сразу догадавшись, что говорят снизу. Но все же опускает голову.
– Видишь меня? – спрашивает он серьезно, без единого намека на сарказм. Наверное, он невменяемый. – Я вменяемый, – уточняет он, а я вздрагиваю. Он читает мои мысли. – Да. Это легко. Встань.
Я встаю. Наверное, я вслух произношу, или он умеет читать по губам. Есть у меня плохая привычка беззвучно проговаривать все то, что крутится в мыслях. Не может ведь он в действительности быть телепатом?
– Могу. Я менталист третьей ступени. Но тебе эти слова ни о чем не говорят.