Наследники чужих судеб - стр. 23
– У деда был инсульт в прошлом году, – напомнил Зорин. – И если бы я не нашел специалиста, он остался бы лежачим.
– Да, ты замечательный внук, заботливый. И крестник не хуже. А зять? Когда моя мама оказалась в больнице, ты ее ни разу не навестил. Брату с постройкой дачи не помог, зато ездишь туда с радостью. Нравится тебе поселок, в котором она находится, Ольгино напоминает! – Она стала говорить громче, и Миша шикнул на нее. Это только распалило Карину. – Ты вроде и уехал оттуда, но как будто остался. Кто-то умный сказал: «Уходя, уходи целиком!» Так вот, у тебя не получилось… Уехать целиком!
– Тебе не понять, ты как родилась в Казани, так тут и живешь.
– Вот и оставался бы в своем треклятом Ольгино, если так его обожаешь.
– Я хотел вернуться, когда получил диплом, но полюбил тебя и остался.
– Когда-то я в это верила…
В ее глазах появились слезы. Но и они были злыми. Зорин вдруг понял, что жена накопила такое количество обид, что уже ничего не поделаешь. Она как старьевщик, что тащит в дом всякий хлам с помойки, сроднилась с ними и не сможет от них избавиться…
– Ты считал себя хорошим семьянином, не так ли? – продолжала Карина. Ее прорвало. Обиды, как коробки с хламом в доме старьевщика, стали обрушиваться, погребая под собой и виновника бед, и ее саму. – Непьющий, верный, работящий! Ты не только руку на меня не поднял, но и даже не накричал ни разу.
– А ты ждала скандалов? Ругани и побоев?
– Опять ты передергиваешь. Я ждала… НЕРАВНОДУШИЯ! Как минимум… – Миша попытался ее приобнять, чтобы успокоить, но где там! – Ты всегда был уставший и отрешенный. Все делал без энтузиазма, только чтоб от тебя отстали. На семейных застольях ты обычно молчал, а оживал, только когда вспоминал истории из ольгинского прошлого. Ты рассказывал о ваших приключениях с братом, о том, как сестра дралась с гусями, как твой отец учил петухов биться, а мама рубила им головы, потому что толку от них не было.
– Разве это не интересные истории?
– Нет, если слушаешь их по двадцать раз! Всем хотелось других, про нашу семью. У тебя сын растет, а ты не помнишь ни его первых шагов, ни стишков, что он сочинял, ни ракеты из коробок и старого пылесоса, на которой он собирался улететь на Луну… – Она начала задыхаться от возмущения, но, прокашлявшись, продолжила: – Зато как сестра с гусями дралась, ты помнишь!
– Я не могу и не хочу забывать свое детство, – сумрачно возразил Миша. Он стал уставать от обвинений. – Как и ушедших родственников. Они по-прежнему для меня много значат.
– Когда мой день рождения? – неожиданно спокойно спросила бывшая жена.
– В апреле.
– Число?
– Шестое, – через секундную паузу ответил он.
– Одиннадцатое. Если бы тебе не напоминали мои родственники, ты бы меня не поздравлял. Но день рождения брата, который умер, когда ты был подростком, не пропустил ни разу.
– Он был главным человеком в моей жизни.
– Был? Это прошедшее время! Он до сих пор главный. Ты живешь так, будто заблудился во времени и в пространстве… Ты потеряшка, Зорин!
– Слишком мудрено говоришь.
– Хорошо, давай по-простому: возвращайся в Ольгино. К родне, живой и мертвой. И найди себе милую, нетребовательную селянку. Ту, которая будет рада уже тому, что ты не пьешь и работаешь…
Зорин слушал ее и ловил себя на странном чувстве. Не сразу понял – каком. Это не обида, не разочарование, не сожаление… Недоверие, возможно? Карина так много говорила, так сильно волновалась, так агрессивно нападала… Как будто защищалась!