Размер шрифта
-
+

Наследник для дона мафии - стр. 4

Теперь стою с безвольно повисшими руками, а эта старая ворона Луиджи мне выговаривает:

— Вот так и бери вас с улицы, чертовы клуши! Ничего не умеете, только хозяйское добро портить!

Прижимаю к груди ладони в просительном жесте.

— Прошу прощения, синьор, — мне даже не надо притворяться, голос и так дрожит. Я не могу допустить, чтобы меня уволили. — Я все уберу. Клянусь, и пятнышка на ковре не останется.

Чувствую на себе пристальный взгляд Феликса и добавляю сильный немецкий акцент. Хотя я достаточно бегло говорю по-итальянски.

Но я заметила, что немецкий «высушивает» голос, а значит мне надо будет прикладывать гораздо меньше усилий, чтобы им модулировать.

Опускаюсь на колени, собираю крупные осколки фарфора на поднос.

— Мама, — Раэль изворачивается, спрыгивает с рук Феликса на пол. Подбегает, хватает с пола отвалившийся кусок чашки с ушком, протягивает мне.

— Мой драгоценный помощник, — отбираю у ребенка острый осколок, — давай я сама. А то порежешься.

— Луиджи, мы идем пить кофе в кофейню, — говорит Феликс, помогая Арине встать с дивана. — Уберете здесь все и проветрите комнаты.

Старая ворона засуетилась и закаркала.

— Как же так, дон, как же так! Какая кофейня, ради всего святого! Сейчас Роберта уберет... — поворачивается ко мне шипит. — Пошевеливайся! Уберешь здесь все, и иди собирай манатки.

— Вы хотите меня уволить? — спрашиваю достаточно громко, чтобы меня могли услышать в коридоре. Я слышу там голоса.

— Да. Как только ты здесь уберешь, — Луиджи мгновенно преображается. Чувствует надо мной безграничную власть. — Вылетишь отсюда как пробка от шампанского.

— Пожалуйста, синьор Спинелли, — смотрю на него умоляюще, — не увольняйте меня!

— Мама, синьол плохой? – заглядывает мне в глаза Рафаэль. Разворачивается к Спинелли и грозит ему кулаком.

Тот хмыкает, в глазах зажигается мерзкий липкий огонек.

— Ну разве что...

— Разве что? — звенит за его спиной полный с трудом сдерживаемой злости голос. — Мне тоже интересно послушать.

Глотаю злые соленые слезы, низко наклонившись над подносом. Щеткой выметаю с ковра крошки.

Феликс. Зачем он вернулся? Еще и заступается перед вороной.

Не нужно ему видеть меня такой... разбитой.

Никакой не нужно...

— Ты охренел, Луиджи? — грозно наступает на него Феликс. — Собрался выставить девушку с ребенком на улицу из-за двух гребаных чашек?

— Но, синьор, это очень дорогие чашки! И потом, у нас есть стандарты работы, вам не следует вмешиваться, — бормочет Луиджи, отступая.

— В этом особняке хватит чашек, чтобы напоить всю Сицилию! — рычит Феликс. — И довольно. Ты не станешь увольнять Роберту. Более того, вам не следует больше никуда пристраивать Рафаэля, синьорина Берта. В этом доме полно бездельников, найдется кому присмотреть за ребенком.

— Фел, — слышится нежный голос, и внутри меня вздымается целая туча пепла. Туча летит над пустыней, которая тоже раскинулась внутри. — Не заводись!

Фел...И ему нравится, это видно.

Арина подходит, просовывает под локоть Феликса руку. Похлопывает ладонью.

— Ты слышишь меня?

С трудом сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не оттолкнуть ее руку.

Зачем он тебе? Что тебе еще от него нужно?

Отстань от него, ты же замуж вышла...

Я так боюсь сказать это вслух, что чуть не зажимаю рот ладонями.

Я бы не поверила, если бы своими глазами не увидела. Но Арина в самом деле вышла замуж за Демида Ольшанского. Ее дочка, которую покрестил Винченцо, оказалась его дочкой.

Страница 4