Наши корабли - стр. 5
В основе своей Вашингтон – зелёный город. С цветущим по весне вишнёвым центром и зелёными анклавами. Для нас теперь таким сохранившимся зелёным кусочком стала маленькая городская речка “Four Mile Run”, обсаженная с обеих сторон, и имеющая забавную историю своего названия. Эта живописная городская речка своим именем обязана исторической данности – мельницам, построенным на этой речке в колониальные времена, и ошибке картографов, прочитавших на истёршейся карте не «Четыре мельницы», а «Четыре мили» и положивших свою ошибку в название новых карт. И эмблема у автобусной остановки рядом с Милл Центром у речки напоминает исходную историю.
Наш район, как здесь его называют официально графство Арлингтон, в России известен, ну разве что, своим арлингтонским кладбищем и геометрической фигурой Пентагона, хотя это существенная процветающая часть Большого Вашингтона. Фотограф и путешественник Илья Варламов назвал его даже лучшим городом Америки. Отгороженный от центральной части Вашингтона рекой Потомак, он как бы является маленькой соседней страной, со своим населением, и своими порядками.
Эмблема у Милл-Центра восстанавливает справедливость.
Улицы Вашингтона зачастую длинны и запутаны. Например, улица Кортхауз, у истоков которой нам довелось здесь жить, начинается в Росслине, возле одноимённой станции метро и продолжается далеко к югу, возле департамента Хьюмен Сервис. Так вышло исторически и с этим нам, наверное, повезло. Новый район прокладывался заново градостроителями. Чуть раньше он начал облагораживаться.
Наша новая квартира на верхнем восьмом этаже поднялась и над Колумбией Пайк и надо всем вокруг и дарила нам исключительный вид «с высоты».
Наша улица на глазах преображается. Построили дом на углу Вальтер Рид напротив кинотеатра «Арлингтон». На другом углу здесь магазин для художников с рамами картин, а по диагонали сквер, по воскресениям неимоверно оживляющийся, превращающийся в фермерский рынок.
На новом месте мне снились странные сны. Однажды приснилось, что я в воде выкладываю стену. Обезвешенные камни укладывались очень хорошо. А ещё раз под утро приснился сон, в котором была для меня какая-то подсказка, намёк, связанная с морем и кораблями. В чём была её суть, я определенно не мог сказать, но мне казалось, что она меня куда-то выведет, какая-то смутная уверенность, что это именно моя стезя и на ней что-то важное меня ждёт. Среди перепутанных тропинок и обломков скал, в прогалах с изумрудной водой – конец смыслового клубка, который размотав, наконец, поймёшь. Во сне не было определённости, а только намерение и убеждение, что это именно то, что осталось мне в скудном ассортименте надежд.
Мне показалось, что я должен найти что-то для меня важное, но мною утерянное, в суете жизни незамеченное, которым, если пренебречь, ещё скажется в конце жизненного пути. Чем поступится не вправе я и обязан уделить внимание. Возникло убеждение, что подсказкой не стоит пренебречь.
А корабли? Я ведь не моряк и только детство провёл у моря, встречаясь с ним после только изредка, по случаю и им не заморачиваясь. В чём для меня подсказка, где и как? Как с ней определиться? Оставалось перебирать сходные случаи, относящееся к кораблям, полагая, что попутное выявится. В моей жизни не так уж много того, что можно отнести к плаваниям. Больше аналогии перемещений и впечатления. На корабли во сне другой бы раз я внимания не обратил, а тут зацепило и увлекло.