Нашествие. Попаданец во времена Отечественной войны 1812 года - стр. 2
Ага, стало быть, уже восемнадцатый или девятнадцатый век. До Петра обращение ко всем, даже к князю, было на ты. И слово «женщина» появилось, а «баба» осталось применительно к крестьянкам. К девушкам обращались «барышня». Все же поприятнее, чем «баба».
– Далеко ли до города? – спросил Алексей.
– Смотря до какого! Туда идти – верст пятнадцать с гаком.
Селянин махнул рукой перед собой. И продолжил:
– А ежели туда, то и все тридцать будет, – показал он за спину.
Тьфу ты! А города не назвал. И лучше сейчас у селянина выяснить, даже пусть он удивится бестолковости незнакомца.
– Где какой город?
– Там – Волок Ламский, а там – Руза.
Уже понятно, что он в Московскую губернию попал, западную ее часть.
– Кто царь-император ныне?
Мужик глаза вытаращил. Вроде незнакомец по-русски бает, но одет странно и речи чудные. Не иноземец ли? После царя Петра много их появилось в исконно русских землях. Осели, обрусели, в чинах и должностях выросли изрядно.
– Так Александр Павлович!
Мужик перекрестился, надел картуз и тронул вожжи. Уже понятно, в какое время Алексей угодил – эпоха Александра I, начало девятнадцатого века. И памятен этот император был подозрением в заговоре супротив отца, императора Павла I, войной с французами. А еще таинственной смертью в Таганроге, после которой видели старца, очень на императора похожего. Не такой солдафон, как его отец, но и не славен, как предок Петр.
Вот интересно Алексею, почему попадает он в эпохи столь разные. Выбора никакого, как в рулетке. Что выпало, то выпало, скажи спасибо. Одно обнадеживало – возможность вернуться. Потому был полон оптимизма. А еще было осознание своей исключительности. Кто еще из историков мог со знанием дела рассказать о Византии или Александре Македонском? Они изучали все по скудным сохранившимся записям, зачастую написанным уже позже. Алексей же жил той жизнью, изнутри видел. Но попробуй поспорить с академиками от исторической науки! Ты кто такой? Ах, бывший военный, а ныне инкассатор? Тогда отойдите в сторонку. Либо объявят ненормальным – и пожалуйте на консилиум психиатров в Кащенко. Так ведь известно: сколько психиатров, столько и диагнозов. В общем, лучше помалкивать в тряпочку. Расшевелить улей легко – только сунь туда палку. Но вот обратно загнать пчел не получится.
Алексей шел в сторону Рузы. Все ближе к Москве, чем Волоколамск. Москва со времен Петра не стольный град, но на вторых ролях. Город большой, можно и работу найти или службу. И желательно побыстрей, потому как денег и жилья нет, а кушать уже хочется. Конечно, лучше в Санкт-Петербург: в нем жителей вдвое больше, чем в Москве, и все учреждения здесь, как и большая часть денег. Москва больше патриархальная, постройки старые. А Петербург посовременнее, создан Петром, и планировка улиц уже не радиальная, как в Москве. Свои возможности и способности Алексей знал. Он воин, не делец, не торгаш, не лекарь. На первых порах может и грузчиком поработать, и молотобойцем, чтобы с голоду не помереть. А потом видно будет. В этих временах, начале девятнадцатого века, он не был. А у каждой эпохи свои особенности. Поначалу трудности будут, это понятно. Но ему не привыкать, не неженка. Да и азарт проснулся: сможет ли одолеть? Или обстоятельства окажутся сильнее его?