Наша зима. Проза. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича - стр. 15
И тут Гена мне говорит: «Спасибо, друг! А теперь себе…»
Вот ёшкин кот! Это у нас на заднем сидении ноги переплелись, и я, в темноте вцепившись в Генину, давай её спасать! Потом я, конечно, и собственную нашёл – ничего, тоже выжила, родимая!
А позже, дома у ёлки, так отплясывал на радостях, что уж и опять ног под собой не чуял…
Верное средство
И вот, когда Пулины во время исполнения взаимного супружеского долга, провозившись, как два малогабаритных бегемотика, битый час, так и остались ни с чем, они поневоле призадумались.
– Что-то надо делать, – изрек Иван Иваныч.
Супруги Пулины так любили покушать, что любая мысль об ограничении приема пищи казалась им святотатством. Однако другого способа вернуться из «бегемотиков» в люди не было.
– Сядем на кремлевскую диету, – поразмыслив, предложил Иван Иваныч.
– Кто же нас туда пустит? – испугалась Марта Павловна.
Супруг пояснил, почему диета так называется:
– Так в Кремле первыми стали кушать, чтобы похудеть. Надо отказаться от хлеба, картошки, сладкого, плюшек всяких, булочек…
– От булочек, – как эхо повторила за ним Марта Павловна. И заплакала.
– Иначе – развод! – припугнул ее Иван Иваныч.
И тут же сообразил, что сморозил глупость: кому они, кроме друг друга, нужны? Но Марта Павловна все равно испугалась. И супруги Пулины сели на кремлевскую диету. Они действительно не ели ни хлеба, ни картошки, ни булочек. Неделю, две… Но стрелка напольных весов все равно упорно ползла в сторону увеличения веса. Еще бы: отказавшись от всего мучного, крахмального и сладкого, они вдвое больше стали поглощать мяса и колбас. А когда и лифт отказался везти их двоих из-за перегруза, а диспетчер через переговорное устройство потребовал, чтобы в кабинке осталось не более шести человек, Пулины решились вообще отказаться от еды. Пили только воду и соки. Пили час, два, три… Тут и ночь настала.
Пулины улеглись спать, прислушиваясь к урчанию своих желудков. Ворочались, ворочались. И как будто заснули. Ошалевший от голода Иван Иванович дождался, когда Марта Павловна засвистела носом, и осторожно сполз с кровати. Прислушался еще: супруга жалобно повизгивала во сне. Как щенок, которому дали косточку и тут же ее отняли. Иван Иванович в полной темноте, волоча урчащее пузо по полу, пополз по направлению к кухне. Не включая свет, он нетерпеливо распахнул дверцу холодильника и вытянул полпалки копченой колбасы. Застонав от вожделения, впился в нее зубами. И тут вспыхнул свет! На пороге кухни стояла в сиреневой ночной сорочке, похожая на небольшую грозовую тучку, его дражайшая половина, вся дрожащая от негодования.
– А ну положь колбасу, слабак! – рявкнула Марта Павловна. – И марш в постель!
Но Иван Иванович оттолкнул свою необъятную супругу и потрусил из кухни, на ходу кусая уже наполовину уменьшившуюся колбасную палку.
– Ах, ты так! Ну, держись! – возопила Марта Павловна, и погналась за мужем, прихватив веник и воинственно размахивая им над головой.
Она уже настигла было его с ликующим воплем, но запуталась в своей длинной сорочке и рухнула на пол, произведя при этом небольшое, балла на три-четыре, землетрясение. Из всех нижних квартир с паническими криками повыскакивали соседи. Иван Иванович благополучно спустился с ними на улицу. Жена увидела его сразу: он стоял под тополем и с жадностью доедал колбасу. Марта Павловна не могла простить ему такой подлости и погналась за ним уже по городу…