Наша личная война - стр. 36

– Когда надо идти? – Заур залпом выпил остывший чай и размазал слезы по щекам.

– Завтра. Мы отправимся после обеда. Ну так что?

– Никто не узнает?

– Я сказал: ни одна душа.

– Хорошо… Я проведу вас…

(Предупреждение: глава трудная, с претензией на социальную объективность. Друзьям Васи Крюкова – не читать!)

…Серое утро. Серые холмы. Горизонт не просто серый, а какой-то тягостно-свинцовый. Молодые люди в серых комбинезонах…

Я и моя многострадальная родина обречены на вечную зимнюю серость. Где-то, вне нас, существует яркий, разноцветный мир, в котором живут и работают нормальные люди. Они одеты в разнообразные одежды, у них стеклянные двери, зеленые, ровно постриженные газоны, оранжевый сок на завтрак. Они спокойно спят по ночам, не вздрагивая от разрывов снарядов, не прячутся в первую попавшуюся щель при виде армейской бронетехники. Дети их играют в другие игры. Им не надо думать: вот мальчик вырос, ему уже пятнадцать, пора покупать автомат и говорить с местным амиром, чтобы пристроил паренька к настоящему мужскому делу…

Мы отлучены от этого разноцветного мира, он нас попросту отторгает. Наш удел – вечная война, кровь, грязь, мытарства и полная безысходность. Мы, серые волки древних гор, глубоко враждебны разноцветной цивилизации, ее полноправные граждане пугают нашими именами своих детей…

Я сижу в нашей «Ниве», которая стоит на краю неглубокого котлована. Рядом расхаживает Аюб. В котловане дети играют в жмурки…

Знаете, есть такая сказка: «Волк и семеро козлят». В жизни вообще, если присмотреться хорошенько, можно обнаружить массу пугающих аллегорий. Нашу сказку, наверное, следовало бы назвать так: «Волк, семеро волчат и два барана». Волчата – пацаны от пятнадцати до восемнадцати, их как раз семеро и они пока что не имеют опыта умерщвления себе подобных. Волк здесь, разумеется, – Аюб. Матерый такой волчище, с задубевшей от вражьей крови шкурой, с огромными смертоносными клыками. В роли баранов сегодня, как всегда, двое русских пленных солдат первого года службы, из личных резервов Аюба.

«Как всегда» – это насчет первого года службы. Практика показывает, что попадаются в основном молодые, необстрелянные салаги. Если русский солдат прожил на нашей войне год и не умер, его трудно взять в плен. Обычно они отстреливаются до последнего патрона, а потом подрывают себя гранатой да еще норовят это сделать так, чтобы пострадало как можно больше наших моджахедов. Потому что они знают, что их ожидает.

Вообще, будь я на месте русских властей, я бы внимательно присмотрелась к этим выжившим на войне солдатам, когда они вернутся домой. Потому что это уже не маменькины сынки, которыми они были по призыву в армию, а совсем другие люди. В чем-то похожие на нас, серых волков, и неосознанно отторгаемые своим разноцветным обществом. Они несут в себе смертоносный заряд полного пренебрежения к ценности человеческой жизни и готовности убивать. Они опасны для рахитичного русского общества своей независимостью и повышенной жизнестойкостью…

Дети играют в жмурки… У всех – небольшие ножи. У русского на голове мешок, в руках его такой же нож, как у всех. Один из «волчат» подскакивает вплотную, кричит: «Я здесь, гаски!» «Баран» поворачивается на голос, размахивает ножом. «Волчонок» ловко уходит от опасного взмаха, оказываясь за спиной у «барана» и тычет его ножом в задницу. «Баран» глухо вскрикивает – больно ему. Следующий «волчонок» подскакивает, зовет «барана»…