Наш собственный конец света - стр. 3
Тогда я ничего не понимал, но был очень рад его словам. Словам, которые он смог сдержать…
Снега было немного, но в ботинках уже таяли ледяные комочки. Дрожь пробирала все тело, заставляя роиться по коже миллиарды мурашек.
На улице стало светло, и город наверняка уже проснулся. А в детском доме маленький переполох из-за сбежавшего этим утром мальчишки.
Но мне нет до этого дела, я лишь хочу поскорее забраться внутрь старого здания вокзала, и молю только о том, чтобы оно еще не совсем разрушилось.
В моих ногах как будто тысячи иголок и с каждой минутой боль становится тупее. Она начинает сжимать, делая каждый шаг более тяжелым. А еле уловимые под снегом очертания бесконечной железной дороги продолжают вести меня вдаль.
От сильной дрожи в теле у меня заболели все мышцы. Навалилась тяжелая усталость. Больше никуда идти не хотелось. Все больше и больше я начал раскаиваться в том, что сбежал.
Почему я вообще это сделал? И почему именно зимой?
Боже, как же мне больно. Холодно.
Я не знал, что делать дальше, осталось единственное желание поскорее умереть, больше не мучиться.
Белый снег под ногами сливался в блеклый туман, казалось, что дорога никогда не кончится. Я начал думать, что мне уже не дойти до этого здания. А даже если и дойду, то что потом? Там ведь так же холодно.
«Господи, какой же я идиот, ничтожество!».
Остановившись, я поднял взгляд и с каким-то смятением посмотрел на засыпанную снегом платформу, стоящую в паре метров от меня.
Сейчас здесь все выглядит совсем не так. Виною тому снег, а может еще и детское впечатлительное воображение.
И все же, это место не навивает тех чувств, которые были в моей памяти. Все куда-то ушло, стерлось под гнетом тяжелых будней и замазалось белым корректором снега.
От того дырявого козырька крыши, под которым мы тогда сидели, практически ничего не осталось. И лишь его гниющие остовы как скелет большого животного небрежно выглядывали из-под снега. Лавочка стояла на том же месте. Чуть припорошена снегом, но все такая же – уютная и манящая. И только холод перекрывал желание пробраться к ней сквозь торчащие вокруг нее доски уничтоженного временем козырька.
Еле двигаясь я с трудом взобрался на платформу и подошел к дому. Двери были завалены досками и снегом, полностью преграждая путь внутрь. Хотелось закричать, но не было сил. Пальцы рук онемели, ног я тоже практически не чувствовал. Пришла мысль, что это конец.
Жалкая смерть в сугробах под новый год на пороге забытого и никому ненужного здания. Интересно, когда найдут мое тело, и найдут ли его вообще? Отец говорил, что сюда никто не ходит.
Неужели оно того стоило?
В полном отчаянии я побрел к скамейке. Немые всхлипы душили меня изнутри, а щеки обжигали замерзающие на холоде слезы. Попытавшись успокоиться, я вдохнул полной грудью и на мгновение замер.
Я ощутил яркий запах гари и дыма, прорывающихся из плохо заколоченного окна. Подойдя ближе, я заглянул в широкую щель меж гнилых досок. Внутри здания где-то маячил слабый огонек, с трудом освещая старые развалины.
«Там должно быть тепло», – проскользнуло у меня в голове.
Только где же вход?
На ватных ногах я начал обходить здание, в надежде найти брешь, сквозь которую я смог бы протиснуться.
Зайдя за угол, я увидел узкую протоптанную дорожку, ведущую к закрытым ставнями окну.