Наш папа - прокурор - стр. 15
Юра открывает дверь, я как барыня сижу в карете. Выходить словно и не собираюсь.
– Там что-то заело, – тут же оправдываюсь.
– Подожди, я сам посмотрю. – Юра ныряет головой в салон автомобиля. Так близко возле меня, что голова начинает кружиться. Я замираю.
Аромат такой знакомый и родной щекочет в носу. Аккуратно небритая щека. Я помню все, от этого еще больнее. Вроде не чужой, а вроде уже не свой.
Задерживаю дыхание, иначе выдам волнение частыми вдохами. Хочу его ненавидеть еще сильнее, а когда вот так рядом наоборот хочу прижаться.
Половина меня понимает, что никто, вероятно, и не смог бы помочь папе, но кто-то должен быть виноват. Домбровский первый, кто попался тогда.
Юра щелкает замком.
– Все.
Я не могу больше задерживать дыхание, делаю глубокий вдох и в носу мгновенно начинается заварушка. Я хоть и прикрываю рот, но громко чихаю Домбровскому в ухо. Ударяюсь лбом о его плечо.
– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.
Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.
Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.
– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался– Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?
А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.
– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.
– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.
Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.
– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.
– Тебя проводить?
– Не надо, я сама.
Захлопывает дверь.
– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.
– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.
– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.
Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.
– И что ты прям ночью привезешь селедку с апельсинами, если надо? – Его безупречность на фоне моей неуклюжести не к добру.
– Привезу, если больше некому.
Привезет он…
– А тебя отпустят?
Смотрим друг другу в глаза. Бровью ведет и не понимает.
– А кто мне запретит? – Пожимаю плечами и захожу в подъезд.
– А кто ему запретит?
Захожу в квартиру и дублирую последние слова прокурора Ахиллу. Быстро разуваюсь и иду к окну, проверяю уехал ли. Уехал. Романтика, когда ждал под окнами, чтобы помахать, прошла.