Наш грешный мир - стр. 28
– Выходит вам…?
– Мне восемьдесят четыре, юная леди.
– Ни за что не дала бы! – ахнула Аня и, спохватившись, сказала: – Меня Аня зовут.
– Благодарю за комплимент, – улыбнулся пожилой господин и тоже представился: – А я Андрей Геннадьевич. Мы с вашей бабушкой были соседями. Жили на одной лестничной клетке.
– Тут, в Москве? – решила проверить его Аня.
– В Ленинграде. Она приехала в Северную столицу вместе с мужем. А я там родился. На момент знакомства мне было шесть с половиной лет. Ей… Я точно не знаю сколько. Лет двадцать пять. Она детей не особо любила. Избегала меня. Что неудивительно, я ведь все время лез к ней. Обожал ее безмерно. Хотел играть с взрослой красавицей из соседней квартиры, а не с детворой со двора. Если бы не война, мы бы не подружились.
– Извините, что прерываю… Но как вы меня нашли?
– Я не искал, – мужчина опустился на лавку рядом с ней.
– Встретили случайно и сразу поняли, что я внучка Элеоноры? – Аня была наивной, но не до такой степени.
– Нет. Я все расскажу, позвольте закончить.
– Хорошо, – смиренно проговорила она.
– Мы пережили блокаду вместе с Линой. Мой отец ушел на фронт и там погиб. Ее муж, врач, тоже. Госпиталь, где он оперировал, разбомбили. Я остался с мамой, но она умерла от голода. Как и многие в нашем доме. А мы с Линой жили. Помогали друг другу чем могли. Больше она, как взрослая. Но и я в долгу не оставался. Защищал ее. В Ленинграде тогда неспокойно было. От голода люди сходят с ума и начинают вести себя как дикари. Грабежи, нападения. А я мог постоять и за себя, и за свою даму. Дрался, как бес. Охранял продукты и Лину. Из Ленинграда меня вывезли раньше. Детей эвакуировали первыми. Ее через пару месяцев. Мы потерялись надолго. Но я искал Линочку, когда повзрослел. Долгие годы.
– До сегодняшнего дня? – предположила Аня.
– Нет, что вы. Мы встретились в шестидесятых, когда я уже отчаялся когда-либо ее увидеть. У одного художника в гостях.
– Не Кон-Невского, случаем?
– О, вы знаете о нем?
– Да. И являюсь поклонницей.
– Он был потрясающим художником. И моим другом детства. Того самого, блокадного.
– И что же Элеонора? Узнала вас?
– Не сразу. Но, когда я назвался, кинулась мне на шею. Все были в шоке. Элеонора славилась своей сдержанностью, а тут такой взрыв эмоций…
– Кем вы на тот момент работали?
– Я историк и искусствовед.
– Значит, зарабатывали немного.
– Тут вы правы, – чуть смущенно проговорил он.
– Значит, Элеонора держала вас во френд-зоне.
– Где, простите?
– Дружила с вами, и только.
– А я на другое и не претендовал, – сдержанно улыбнулся Андрей Геннадьевич. – Дело в том, что я… так сказать… имею нетрадиционную ориентацию.
– То есть вы гей?
– Никак не привыкну к тому, что современная молодежь считает это нормальным. В наше время приходилось скрывать свои наклонности. Даже жениться для виду.
– Сейчас это тоже практикуется. Но вы же были влюблены в Элеонору?
– Да. Долгие годы. Но все девушки, с которыми я знакомился, ей в подметки не годились. Я сравнивал их с Линочкой, и они переставали мне нравиться. Потом познакомился с мужчиной, в котором было много того, что я хотел видеть в предмете своей любви: аристократизм, сила духа, красота. Мы стали встречаться, потом поселились под одной крышей, стали семьей… Увы, умерли не в один день. Мой любимый погиб двадцать три года назад, а я все еще копчу небо. Тогда Линочка очень поддержала меня. Если б не она, я бы с собой покончил.