Нас нет - стр. 7
Конечно, он оставил свой телефон, но в ответ – тишина. Сколько раз он вздрагивал от звонка с неизвестного номера: «Она! Нет, не она…» Она пропала. Леша думал: может, спугнул? Может, она не хочет? Может, у нее отношения? Такая девушка вряд ли одна! И еще триллион других мыслей.
Фантазия у него была развита! Некоторые коллеги говорили:
– Покровский, тебе бы рассказы писать, ты был бы еще более гениален, чем медик. Про «гениален» уже все говорили вовсю! После ряда блестящих операций весь преподавательский состав и его учитель воскликнули: «Покровский – гений!»
Он брал самые безнадежные случаи. Ему важно было бросить вызов судьбе и сказать: «Я умнее». Плюс банальный профессиональный интерес – а смогу ли я? Смог… смог так, как и близко не могли другие.
С каждым подобным успехом он убеждался в одном: кроме медицинских законов есть еще какие-то, на основании которых один человек живет, другой нет при абсолютно одинаковой этиологии заболевания. Законы, которые стоят выше физиологии и науки. Это чем-то напоминает противоречие интуиции и здравого смысла.
Однажды произошел крайне серьезный инцидент. Во время операции Покровский дал указание ввести кетамин, который был строго противопоказан из-за состояния пациента, и… пациент вышел из наркоза.
Коллеги тогда говорили все как один:
– Видишь, видишь, я же говорил – надо слушать Покровского!
Лучший друг после операции отозвал его в сторону и тихо шепнул на ухо:
– Лень, ты лезешь куда-то не туда! Не лезь в вопросы провидения. Ты не Господь Бог!
Леша менялся в лице и отвечал:
– Мне кажется, те люди, которых я спасал, не должны были бы выжить, это нарушает нормальный ход вещей… – Потом после паузы всегда добавлял: – Я врач, и я должен спасать людей. Как я это делаю – это мое личное дело! Главное – жизнь!
Постепенно мысли его оставили, и он ни о чем не думал.
На перроне было прохладно и сыро. Откуда-то дул легкий ветерок – то ли от поезда, который только что уехал, то ли от технического состава, проверяющего рельсы – непонятно.
Он поднял воротник рубашки, подтянул рюкзак, висящий на спине, засунул руки в карманы и отошел от края платформы.
Было немноголюдно: семейная пара – молодые мама и папа – и доченька, юная француженка лет пяти.
– Не ребенок, а ангел, – заключил Алексей, глядя на девочку.
Она спала у мамы на руках, папа все смотрел на часы, наверное, в ожидании поезда.
Ничего не волновало только француза-старика. Тот развернул Le Monde и что-то читал, иногда делая гримасу, означающую: «Ужас, и куда только смотрят власти». Подошли еще пара мужчин с портфелями и плащами через руку, да какая-то незнакомка, явно не француженка, стояла спиной и вглядывалась вдаль, вероятно, желая первой увидеть подъезжающий состав.
– Русская, наверное… даже со спины чувствуется, что русская, – задержал Леша на ней свой взгляд… Стоп! Наташа! Она! – пронеслось у него в голове. Он бросился к ней, понимая, что, возможно, обознался, но шанс даже один на миллион надо использовать!
– Вы кофе не хотите? – тихо проговорил он, подойдя ближе.
– Ой! – Она обернулась и бросилась к нему в объятия.
– Ты как?! – Он не мог наглядеться. Летнее платье, каблуки, ее кудряшки, спадающие на глаза, улыбка… Он целовал все, что видел.
– Как ты? – тая от поцелуев, спрашивала она.