Нас больше нет - стр. 29
Поцелуй заканчивается точно так же внезапно, как и начался. Давид упирается лбом о стену рядом с моей головой. Дышит часто, прерывисто. Мне не составляет труда почувствовать, как в живот упирается твердость, что свидетельствует о его возбуждении.
Он хочет меня?
– Трахнуть меня в доме отца не лучшая идея, Давид, – Я делаю вид, что этот поцелуй ничего не значит. Что он не пробудил во мне абсолютно ничего. Голос равнодушный, с нотками презрения.
Он несколько раз бьется лбом о стену, словно попал в ловушку, из которой нет выхода. Его дыхание все еще не выровнялось.
– Не это было моей целью, – севшим голосом отвечает он почти шепотом. – Ты успокоилась, и это хорошо.
Нет, я не успокоилась. Я опустошена. Но это ему знать не обязательно.
– Не смей так больше делать, – зло цежу я.
Губы все еще жгут от его прикосновений. Но должна отдать должное, у него вполне действенные методы. Я уже не бегу из дома отца сломя голову.
– Не могу обещать, – со смешком отвечает он, отстраняясь от меня и смотря прямо в глаза.
Он протягивает руку, и я дергаюсь. Но Давид всего лишь поправляет мои волосы. Потом медленно и почти невесомо ведет пальцем вниз по щеке.
Я отворачиваюсь.
Это лишнее.
И я все ещё его ненавижу.
– Может, все же объяснишь, какого черта ты здесь делаешь? – Отхожу от него на безопасную дистанцию, оглядываясь по сторонам.
Он привел меня в мою бывшую комнату. Надо же, помнит, какая из дверей в неё ведёт.
— А здесь даже ничего не изменилось, — сама не замечаю, что произнесла это вслух.
Давид стоит, прислонившись к стене. Следит пристально за каждым моим движением. Я провожу пальцами по письменному столу. Здесь до сих пор стопкой сложены мои старые тетради. Странно видеть, что все сохранилось так, словно я просто вышла из дома за покупками в магазин.
– Нас ждут, Лера, – напоминает мне Леонов, и я резко к нему оборачиваюсь.
– Все на самом деле настолько серьезно, что без меня не обойтись?
Мне хочется услышать «нет», но Давид кивает, подтверждая мои слова. Вот почему быть дочерью простого рабочего среднего класса намного лучше вот этой роскоши и богатства. Ты не боишься, что в любой момент из-за работы твоего отца могут прийти к тебе домой и обидеть семью.
– Если бы не было серьезно, я не просил бы привезти тебя, — серьёзным тоном говорит Давид, но фраза звучит так, словно это ещё не все.
– Так это по твоему приказу меня затолкали в машину? — прищурившись, смотрю на него. Наружу проступает негодование.
– Я просил их быть с тобой максимально нежными.
– Ну спасибо! – фыркаю я. – Ты и нежность, Леонов, несопоставимые вещи. Я, кстати, еще не сполоснула рот после твоего мерзкого поцелуя. — ,Подношу ладонь к губам и тру их.
Давид напрягается, вытягивается по струнке, сжимает руки в кулаки. В глазах неодобрение.
– Где ванная комната, ты знаешь, — цедит он.
Я перевожу взгляд на белую дверь, но идти туда не спешу.
– И все же, как ты оказался в подчинении моего отца? – Сскрещиваю руки на груди, смотрю на него с вызовом.
– Обстоятельства, – склоняет голову набок он и щурится.
Тянется в карман джинсов за пачкой сигарет, но сразу же возвращает ее на место, поняв, что курить в доме не стоит. На лице ни одной эмоции, сплошное равнодушие. Но это его желание затянуться дымом выдаёт его без слов. Он нервничает. Неужели ему важно то, как я восприму новость о его новом назначении?