Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа - стр. 56
Помогла царевна своему милому выполнить не один, не два, а целых двенадцать подвигов. «Выбирай, – говорит Морской Царь, – в награду любую из двенадцати моих дочерей себе в жены!» Выбрал Иван-царевич прекрасную Василису Премудрую. Пировал-плясал на свадебном пиру весь подводный народ, а царевич умыслил со своей молодой женой уйти на белый свет. Задумано – сделано… Спроведал о бегстве Морской Царь, ударился в погоню за беглецами. Понесся-полетел он, во гневе своем, черной тучею, засверкал огнем молний пламенным… Почуял Иван-царевич погоню; обернула Василиса Премудрая его рыбой-окунем, а сама разлилась слезами горючими – побежала по желтому песку, по мелким камушкам быстро-водною светлой речкою. «Будь же ты речкою целых три года!» – заклял разгневанный отец свое детище. По другому же разносказу – так и не догнал Морской Царь беглецов: вышли они из подводного царства на белый свет, стали во палатах царских у Иван-царевичева отца век вековать, наживать малых детушек… А к Морскому Царю так-таки никакой весточки о том и не дошло, словно дочь любимая с богоданным зятем – оба навек из мира живых сгинули…
Русские простонародные предания вещают из глубины стародавних лет о том, что все дочери Морского Царя превратились в большие реки. Потому-то с последними и связаны до сих пор во многих местах суеверные представления, являющиеся пережитком древнего обожествления вод земных… От простонародных сказок ближе всего переход – к русским былинам, имеющих с первыми немало общего. Во многих из них можно встретить упоминание о синем море, но наиболее ярко высказалось народное представление о нем и о властвующих над ним силах – в былине о Садке, богатом госте новгородском, передаваемой в целом ряде разносказов. В собрании К.Ф. Калайдовича («Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым») приводится едва ли не самый полный сказ этой старинной севернорусской былины – под заглавием «Садков корабль стал на море»:
Такой запевкою начинается этот былинный сказ. А разбогател Садко, по другому разносказу, от щедрот Морского Царя. Был он раньше не только не богат, а жил – чем Бог пошлет; одна была у него утеха – гусли звончаты: хаживал он с ними на пиры званые, веселил хлебосольный народ. Сидел однажды Садко на берегу Ильмень-озера, на бел-горючем камне, сидел – на гусельках яровчатых поигрывал. Долго ли, коротко ли забавлялся удалой гусельник, вдруг «в озере вода всколебалася», всплыл поверх волн властитель подводного царства поддонного. Утешил его Садко, посулил старый ему «клад из Ильмень-озера: три рыбы – золоты перья…» И слово Морского Царя не мимо молвилось; закинул гусельник в озеро невод, дался в руки обещанный клад, закупил на него Садко товару видимо-невидимо, стал он богатым гостем Господина Великого Новагорода…
Плывут по синю морю тридцать кораблей… «А все корабли, что соколы летят, Сокол-корабль (самого Садки) на море стоит…» – не сдвинуть и с места, словно прирос он к воде… «А ярыжки вы, люди наемные, а наемны люди, подначальные!» – держит Садко к своим корабельщикам властное слово хозяйское: «А в место все вы собирайтеся, а и режьте жеребья вы валжены, а и всяк-то пиши на имена, и бросайте вы их на сине море!» Сделали корабельщики каждый по «валженому» жеребью, а сам богатый гость взял-бросил на воду «хмелево перо», кинул – приговаривает: «А ярыжки, люди вы наемные! А слушай речи праведных; а бросим мы их (жеребья) на сине море. Которые бы по верху плывут, а и те бы душеньки правыя; что которые-то во море тонут, а мы тех спихнем во сине море!..» И вот – воззрились все на кинутые в море жеребьи: «А все жеребья по верху плывут, кабы яры гоголи по заводям; един жеребий во море тонет, в море тонет хмелево перо»… Диву-дались, вздивовались – не надивуются корабельщики, а Садко-купец снова держит речь к ним, чтобы сделали они все по «жеребью ветляному»: «…а и которы жеребьи во море тонут, а и то душеньки правыя!..» Сказал богатый гость; сделали по его хотенью, по Садкину веленью корабельщики… ан и тут перед ними – диво-дивное: «А и Садко покинул жеребий булатной, синяго булату ведь заморскаго, весом-то жеребий в десять пуд. И все жеребьи во море тонут, един жеребий по верху плывет самого Садки, гостя богатаго…» Тут уже не мог не увидеть руки судьбы и сам хозяин корабельщиков; понял он, сердцем – коль не разумом – почуял: какая вина – за его душой… Вылетело у него из глубины чуткого сердца окрыленное прозорливостью вещее слово: