Размер шрифта
-
+

Народ на войне - стр. 25


У немца башка ровно завод хороший: смажь маслицем да и работай на славу без помехи. А мы что?.. Перво-наперво биты много. Вон мне и по сей день, кромя побоев, ничего не снится. Учить не учат, бьют да мучат…


Сидит и не смотрит, волк волком. Я ему миску подставляю. «Ешь!» – говорю. Не глядит и головой закрутил. А знаю, что как пес голодный… К вечеру голову свесил, а от пищи носом крутит… Насильно потом кормить стали, нос зажмем да и зальем чего-нито. Сперва реветь пошел, ревет и ревет. А к утру сам запросил и здорово жрать начал. Как приобык, сказывал, что смерти от русских ждал, а добра никакого…


Связал я ему руки, а когда до леску дошли, я его поясом за ноги спутал, что коня. Говорю: «Садись, отдыхать станем». Он сел, я ему сейчас папироску в зубы. Усмехнулся, а сам аж синий… Спрошу: «Офицер?» – головою кив; спрошу: «Солдат?» – головою кив… Не пойму, курю и в думке прикидываю, как бы познатнее представить, чтобы наградили… Выкурил. «Вставай, – говорю, – пойдем». Молчит… Я опять сурово, он молчит… Смотрю, усмехается, и папироска в зубах потухла. Тронул – а он мертвый…


Как стемнело, мы и пошли. Они нас под руки к себе… Ну и живут, сукины дети… Чисто дворец царский, а не окопы… Сейчас это нам кофию да рому. Калякают кто как умеет: камрад да камрад… Офицер ихний бумажки раздавал так вежливенько. Взяли, не грех, всё больше неграмотные, так чего обижать? Попили, поели, про все погуторили, пора и честь знать – домой. Только засели – бежит от них солдатик, благим матом вопит: «Рятуйте, рятуйте, смерть мени будэ»… А это один землячок, как в гостях-то был, до его винтовки больно привык… Так заскучал, что с собой ее взял… Ну, дали назад. Плакал, как спасибовал, а то расстрел… Через полчаса и мы по знакомцам-то огонь открыли… Дружба дружбой, а и служба службой…


Знают немцы такое свое слово особенное. Ладится у них все не по-нашему. Ни в одеже в ихней, ни в питье да пище, ни в оружье каком не видать пороку. И дородные: видно, в свою меру жили. И что за слово у них за такое? Может, и мы бы то слово нашли, да приказу нету…

Облак ходит, облак темный,
А у нас враг неуемный,
Не уймешь его штыком,
А уймешь его умком…

VII

Что о доме вспоминали

Нас вон долго не учили,
А в чугунку усадили
И погнали на войну,
Во чужую во страну.
На спине моей котомка,
И ружьишко на руке,
Ты прощай, моя сторонка,
И деревня при реке,
И деревня, и садок,
И пашенька, и лужок,
И коровушка Красуля,
И зазнобушка Акуля.
Здесь австриец кашу варит,
По окопам бомбой жарит.
Здеся свету не видать,
На себя не работать.
* * *

Я прежде коло саду ходил. И отец мой садовник, и дедушка тоже. Крепаки садовники были. Дед – тот за границей саду-то обучался. И мать садовничья дочка. Вот я оттого и нежный такой. Мы спокон веков крови не видывали да на цветы радовались. А на войну-то только с червями да с жуками хаживали. Меня из сада-то выкорчевывали, ровно грушу старую. Какой я воин?..


Ах, у нас хорошо дома, я нигде не видал, чтобы так хорошо было… Изба моя на реку, через реку луг видать, по нем бабы, бывало, как цветы, платками на сенокосе зацветут… А дале лес видать, краем словно дымок бежит… Глаз-то разгонишь – не остановить… Здесь мне только то и любо, что на дом похоже. Смотрю, похоже – красиво, а непохоже – так хоть алмазами убери, не надобно…

Страница 25