Народ, или Когда-то мы были дельфинами - стр. 33
Нет! Эта мысль возродила гнев, а гнев пробудил в нем силу.
Мелькнула тень, и Мау пришлось посторониться – это медленно погружающийся капитан прошел мимо в последнее свое плавание.
Но свет не приближался, вообще не приближался. Ноги были словно каменные. Все тело жгло. Вот она, серебряная линия, она опять вернулась к Мау, она влекла его вперед, к картине того, что могло быть…
…и вдруг он ощутил под ногами камни. Он забил ногами; голова вырвалась на воздух. Ноги опять коснулись скалы, и свет ослепил его.
Все, что было дальше, он наблюдал изнутри себя – как он вытаскивал девочку на скалы, переворачивал ее вниз головой и хлопал по спине, пока она не начала выкашливать воду. Потом помчался по песку, чтобы уложить девочку у костра. Там она вытошнила еще немного воды и застонала. Только тогда мозг Мау объяснил его телу, что оно предельно измучено, и позволил ему упасть навзничь на песок.
Мау умудрился вовремя повернуться на бок, чтобы выблевать остатки ужасного хлеба, и уставился на свою рвоту. «Не бывает», – подумал он, и эти слова стали выражением его торжества и победы.
– Не бывает, – сказал он, и эти слова, разрастаясь, подняли его на ноги. – Не бывает! – заорал он, обращаясь к небу. – Не бывает!!!
Раздался тихий звук, и Мау посмотрел вниз. Девочка дрожала на песке. Мау встал на колени рядом с ней и взял ее за руку, в которой до сих пор была зажата капитанская шляпа. Даже в тепле костра кожа у девочки была белая и холодная, как прикосновение Локахи.
– Обманщик! Я ее вытащил! – закричал Мау. – Не бывает!
Он помчался по песку, а потом – по тропе, ведущей в нижний лес. Он бежал по тропе из сломанных деревьев, и красные крабы бросались врассыпную. Он добежал до большого каноэ и влез по борту наверх. Тут было… да, вот оно – большое одеяло в углу. Мау схватил его и потащил, но что-то вцепилось в другой конец одеяла. Он потянул сильнее, и что-то рухнуло на палубу и затрещало, разлетаясь на куски.
Голос сказал:
– Ва-а-ак! Робертс ужасный пьяница! Покажи нам панталончики!
В конце концов, одеяло слетело. На полу остались разбитая деревянная клетка и очень сердитая серая птица. Птица уставилась на Мау.
– Ва-а-ак! Блаженны кроткие, крестить мой лысый череп!
Мау не мог сейчас отвлекаться на птиц, но у этой в глазах был опасный блеск. Она как будто требовала ответа.
– Не бывает! – крикнул Мау и выбежал из каюты с одеялом, хлопающим на ветру.
Он уже пробежал половину тропы, когда над головой захлопали крылья и раздался противный крик:
– Не бывает!
Мау даже головы не поднял. Слишком уж причудливым стал этот мир. Мау добежал до костра и закутал девочку одеялом как можно плотнее. Через некоторое время она перестала дрожать и, кажется, заснула.
– Не бывает! – завопила птица с поломанного дерева.
Мау моргнул. Он понял! Он и раньше понимал, но сам не понимал, что понимает.
Конечно, многие птицы могут выучить по нескольку слов, например серая ворона и желтые попугайчики-неразлучники, но их очень трудно понять. А эта птица словно сама понимает, что говорит.
– Эй ты, кисломордый старый горшок, где моя жрачка? – произнесла птица, резво прыгая вверх-вниз. – Жрать давай, старый ханжа!
Вот это точно было похоже на речь брючников.
Солнце клонилось к закату, но пока стояло на ладонь выше моря. Очень много всего случилось за короткий срок, который мог показаться вечностью тому, кто пережил его.