Напряжение растет - стр. 47
Резко раскрылась дверь, и вместе со сквозняком внутрь вошел отец, пропустив вперед сестер и чуть погрузневшее пузо.
– Я услышал голос… – начал он, глядя на учителя, потом заприметил мой силуэт на фоне окна и гораздо строже произнес: – Максим!
Отец схватился за пряжку ремня и дважды попытался вывернуть ее из-под пресса живота.
– Ладно, потом, – задумчиво произнес он и вновь посмотрел на меня.
– Извините меня, пожалуйста, – потерянно сказал я, продолжая сматывать веревку.
– Максим, не надо! – сорвался голос отца, а руки отчего-то протянулись в мою сторону.
– Да нет, надо. Я очень перед вами виноват, – настаивал я на извинениях, дергая канат и пытаясь скинуть его с зацепа на крыше.
– И вовсе не виноват, – занервничал папа. – Да ведь, девочки?
– Ага! – пискнули хором Тоня с Катей.
– Я сильно вас подвел, – покачал я головой.
– Максим, давай обсудим это позже, – сглотнул отец. – А пока убери веревку, очень тебя прошу.
– А? – удивился я, глядя на моток каната, кольцом свитого у меня на руках. Рядом зеркалил удивлением учитель. – Да нет, это не то, что вы подумали. Я по ней в окно залез.
Верхняя петля наконец-таки слетела с крепления.
– Уф, – выдохнул Михаил и чуть присел, упершись ладонями в колени. – Не делай так больше.
– Не стану, – гарантировал я, будучи уверенным в своих словах. – Больше никогда не стану писать письма под чужим именем.
– И это правильно.
– И никто не сможет написать, – решительно кивнул я.
– Ну, за остальных мы не в ответе. Если у них там такой бардак с электронной подписью…
– В ответе, не в ответе, но я на всякий случай флешку с собой забрал. – Примерившись к мотку веревки и пространству небольшой комнаты, я все же решил выкинуть ее в темноту сада.
– Ай! – тут же крикнула темнота голосом Федора.
– Он там что делает? – тревожно перегнулся я через подоконник.
– Это чтобы ты не сбежал, – виновато подсказала Тоня.
– М-максим!!! – взревели два голоса за спиной.
Резко захотелось яблок. А там еще Федор в беде, так что я мигом прыгнул вниз, приземлившись на ноги, прыжком достиг места падения веревки и нашел Федора под ней.
– Да я сам выберусь, – заверил меня брат и огладил живот. – Но потом. Там торт такой вкусный, я тебе кусок оставил, – доверительно шепнул он.
Но веревку я все-таки снял и положил ее Федору и себе под головы. Потому что над нами была красивая звездная ночь, и совершенно расхотелось куда-то убегать, даже от двух ярящихся в окне старших, то требующих телефоны (у учителя не работал, а папа оставил в гостиной), то велящих немедленно вернуть флешку, то хором обещающих лишить здоровья. Но и они довольно быстро утихли, заинтересовавшись нашим молчанием.
– Максим, Федор, у вас все хорошо?
– Не очень, – ответил я правду.
– Что с Федором? Что-нибудь нужно?!
– Воды, – простонал Федор.
– Сейчас, одну секунду!
– И еще торта… – совсем жалобно продолжил брат.
– Уже несу… Что?!
– Ну, я пойду, наверное, – сказал я звездам и Федору.
Попытался встать и от сильнейшей вспышки боли тут же рухнул на землю.
– Кажется, ногу подвернул, – сплюнул кусочек травы, подмигнул испуганному брату, попытался встать снова и потерял сознание.
Ветер промораживал комнату сквозь распахнутые ставни, оглаживал выцветшие шторы, скрипел старой рамой с облупившейся краской. Он был тут хозяином, а вовсе не два человека, замерших подле окна друг за другом и слепо вглядывающихся в закатные очертания порта. Ветер ругался на незваных гостей, шипел им в уши, выталкивал своими порывами, дергал за рукава костюма и платья, летел мимо, от ярости завывал в коридоре за приоткрытой дверью и вновь принимался обходить утлую комнатушку, дотрагиваясь до всего вокруг. Это все его! Десять лет его!