Напролом - стр. 13
Отправив СМС в день пробуждения, Игорь не очень-то надеялся на скорый ответ, потому что списывались они нерегулярно, без спешки, и слегка удивился, когда друг неожиданно перезвонил. Узнав, что Самобытов хочет встретиться, Савва сразу напрягся, впрочем, когда Игорь заговорил о духовной беседе, стал более словоохотлив, если священника можно назвать словоохотливым. Оказалось, что Григорий занимался финансами в монастыре. Раньше они о работе ни разу не говорили. С днём рождения поздравляли и узнавали, живы ли. Игорь немного растерялся, услышав про финансовую деятельность друга в монастыре, он даже представить себе не мог монаха-финансиста, тем не менее продолжал просить о встрече и хотел поговорить именно с Григорием, а не с незнакомым батюшкой, хотя бы для начала: только другу он мог задать мучившие его вопросы и никому иному. Григорий, в свою очередь, прекрасно знал, насколько скептически Игорь относился к вере в Бога, тем более к монашеству. Не мудрено было догадаться о состоянии товарища, столкнувшегося с чем-то, не укладывающимся в норму даже для бывшего спецназовца, попавшего из войны в мирное бытие. Монашествующий друг пообещал приложить все усилия для получения благословения, и, если ему его дадут, просьбу Игоря он сможет выполнить.
Вопрос решался. Игорь терпеливо ждал результата, приводя себя в порядок, убираясь в своей квартире и жизни. С каждым днём он всё чётче понимал, что именно туда должен ехать. Удивляясь самому себе, он нет-нет да и обращался к Богу, прося о помощи в том, чтобы отец Савва – так он привыкал теперь называть своего одноклассника – получил благословение, потому что только он сможет объяснить Игорю, что же с ним такое происходит. В глубине души он рассчитывал на ответную откровенность.
В воскресенье вечером Григорий сообщил, что разрешение и благословение на беседу им получены. После того известия Игорь и обратился к Вардану Гургеновичу, настоятельно попросив предоставить отпуск.
В Санкт-Петербурге Самобытов рассчитывал по прилёте сразу отправиться на Валаам. Более того, Григорий сказал, что ему можно будет там пробыть хоть все две недели своего отпуска и говорить они могут столько, сколько понадобится. Отец Савва был абсолютно уверен в том, что всё решится так, как должно решиться, что надо просто спокойно ехать и идти навстречу Свету, что Бог его ведёт, о чём и сказал другу. Именно об этом Игорь думал, заходя в самолёт.
Направляясь к своему месту в середине салона, слева, у прохода, он увидел то, что ввело его, испытавшего многое, в некоторое замешательство. У окна стоял бордовый лакированный футляр для виолончели, а между ним и местом, к которому продвигался по проходу Игорь, сидела та самая дива из аэропорта. Она осталась в белой блузке и чёрных обтягивающих брюках, заправленных в ярко-синие ботфорты, которые были сантиметров на десять выше колен. Волосы, оказавшиеся немного светлее сапог, теперь спадали на плечи. Держа руки на коленях, она закрыла глаза, прижавшись затылком к спинке кресла.
«Та-а-ак, – подумал он, – ничего себе полёт начинается…»
Ставя наверх свою сумку, он увидел, что футляр пристёгнут, она – тоже. Руки девушка сжимала в кулаки так сильно, что кожа на костяшках стала совсем белой. Соседке нельзя было дать больше двадцати двух – двадцати трёх лет. И она не выглядела такой бледной, какой показалась ему в аэропорту. Игорь сел на своё место. Мелькнула мысль: а не глухая ли девушка? Она так и сидела, не шелохнувшись, пока он устраивал на полке свои вещи и садился рядом. И всё-таки, взглянув на виолончель, понял, что вряд ли.