Напролом - стр. 22
– Как вас представить?
– Я сам представлюсь.
Девяткин шагнул к директорскому кабинету. Мещерский, копался в бумагах, при виде Девяткина он попытался изобразить радость, даже всплеснул руками. Но радость на лице Мещерского получилась вымученной, фальшивой, больше похожей на гримасу испуга.
– Какими судьбами?
Девяткин не ответил. Он сел к столу для посетителей, вытянул ноги и без долгих предисловий перешел к делу.
– Помнишь тот серый пиджак, который ты мне принес в прошлом месяце?
– Как же, помню. Франция.
– Один гад испортил твой пиджак. Восстановлению он не подлежит.
Глаза Мещерского увлажнились, уголки губ поползли вниз.
– Надо же. Какая досада. Очень жаль.
– И мне жаль. Надо как-то поправить положение. Не могу же я ходить в этом дерьме. Тем более я завтра уезжаю в Москву.
В глазах Мещерского блеснула робкая надежда.
– На повышение? Наверх забирают?
– Уезжаю всего лишь в короткий отпуск. Так что будем делать?
Мещерский был разочарован ответом. Он сделал вид, что не понял иносказаний милиционера.
– Хорошо, что вы зашли. На складе есть хорошие женские платья. И недорогие. Для вашей знакомой, для Елены Николаевны самое то.
Девяткин тяжело вздохнул. В этом городке даже сугубо личная жизнь становится достоянием широких кругов общественности. Вот и завмаг уже знает, имя любовницы Девяткина. Знает, какое платье ей подойдет.
– Мне не нужны платья, тем более дешевые. Мне нужен мужской костюм. Приличный. Типа того, что на тебе.
– Таких, к сожалению, нет.
– Ты хочешь, чтобы я вызвал своих ребят и вместе с ними пошел на склад? И посмотрел, что у тебя там есть и чего нет? А начну я с твоего кабинета, с этого вот шкафа. А заодно уж, поскольку начал, займусь и левым товаром. И водку проверю, который ты в продуктовой секции выставил. И все остальное.
– Я не могу одевать милицию за свой счет. Иначе в трубу вылечу.
– Бандитам ты платишь, и в трубу ещё не вылетел. А милиционерам помочь не желаешь? Вот ты как? Ладно…
– Кому я плачу? – захныкал Мещерский.
– Тебе имена назвать? Ты вообще чего хочешь? Чего ты добиваешься?
Бессмысленные вопросы поставили хозяина кабинета в тупик. Девяткин славился крутым нравом и его скрытые угрозы наверняка не пустой звук. Мещерский сдался. Его жалкое сопротивление с самого начала было бесполезным.
– Я не сказал, что не желаю помочь милиции. Помогу. Это мой святой долг.
– Ну, наконец-то. Вот и умница. Значит, костюм. И ещё троечку сорочек. Фирменных. А не то китайское барахло, что валяется в торговом зале. И галстук. И ещё пару летних ботинок. Самых лучших.
Через сорок минут Девяткин ушел, сжимая ручки фирменных сумок. Директор универмага заметался по кабинету, как таракан по освещенной кухне. Лучший костюм, который Мещерский выписал из Москвы для свояка, как назло, оказался впору Девяткину. И туфли тоже подошли. Про такие мелочи, как рубашки, носки, пару галстуков и говорить не стоит.
– Чертов вымогатель, – прошептал Мещерский себе под нос. – Тебе не костюм нужен, а бушлат деревянный. Жаль, тебя в субботу Клоп не подстрелил. Мать его, он думает, что я корова. И приходит сюда с доильным аппаратом.
Ночь не принесла прохлады. Девяткин, накрывшись легкой застиранной простыней, лежал на спине, уставившись взглядом в черный потолок. Одна мысль о том, что в такую жару можно заниматься любовью, навевала мертвенную тоску. Он очень рассчитывал, что нынешним вечером Елена не нагрянет в его холостяцкую берлогу. Он не принял душ, отложив это дело до утра. И вправду, зачем принимать душ, если ты ложишься в постель один?