Наполовину друг - стр. 9

На последнее слово даже Жданка высунулась из своей светёлки. Наверное, стены дрожали или с полок что упало от воплей.

– Клим! Запри его в сарае. Воды только дай и ведро поганое, а то уделает там всё.

Брат отвёл Врана в сарай, принёс всё, что велел отец и подмигнул напоследок:

– Проспится – забудет, но сейчас проверить может прийти. Во сколько идёте?

Рыбу Клим любил даже больше мяса, а ловить толком не умел. Некогда ему.

– В четыре. Сети с удочками притащи сразу, начну искать – нашумлю.

– Добро. Принесу. Но с отцом потом сам разбирайся.

– Да понятно…

В июле ночи длиннее, чем парой недель раньше, но почти в четыре утра темноту уже сменяет невнятная серая пелена. Призрак цветной полоски на востоке, ещё не свет, но его близость.

Петухи молчали, значит, ещё не утро.

Вран молчаливым привидением нёс связанные в пучок удочки, придерживая на плече связку сетей. Длинную Клим не принёс, опасаясь отцовского гнева, а вот короткие, с грузилами снизу и палкой наверху для плавучести – это пожалуйста.

Старики кое-когда называли их «телевизорами», но непонятное остальным слово не прижилось. Короткая сеть, так оно яснее.

Излучье в предутреннем тумане казалось вымершим, но Вран всё равно не топал по середине улицы, прижимался к заборам. Мало ли что: если кто проснулся ни свет ни заря, непременно спросит, что и как, куда да зачем. А это примета плохая, никакого лова не будет. Тогда уж можно было бы смело брать с собой Милку.

Негромко заржала лошадь со стороны торговой площадки, чья-то из вчерашнего вечернего каравана, потом опять всё стихло.

– Здорово, парень! – буркнул Санчо. Невыспавшийся, опухший со вчерашнего Антон только мотнул головой. Наёмник был с двумя сумками. Одна – традиционно – с автоматом, вторая, видимо, с припасами. Сидеть на рыбалке можно и день, и два, как повезёт, а жрать-то хочется по расписанию. У его племянника на плече болталась своя торба.

– Привет, ага, – откликнулся Вран. – Пойдём, что ли?

Дорога была та же, что и вчера, до пляжа. В предутренней дымке над лугами казалось, что над травой кто-то ходит, серый, бесформенный, будто принюхиваясь к земле. Но это всегда так кажется: обращать внимание на мороки деревенские отучились ещё в раннем детстве.

Возле лодок они притормозили, удобнее раскладывая внутри одной вещи. Антошка так и молчал всю дорогу, но сейчас Врану показалось, что друга что-то всерьёз озаботило.

– Колись, чего такой хмурый? – его напряжённость не осталась без внимания и дядьки. – Обосрался ночью, не иначе?

Вран против желания хохотнул. Звук разнёсся над рекой и утонул где-то в тумане.

– Скажешь тоже… Забыл я что-то. А что – не могу сообразить, голова трещит.

Его сумку, уже втиснутую под борт, пришлось достать и раскрыть. Нож, какая-то тряпка, подушечка с запасными крючками, чашка, пара ложек. На дне, свёрнутый кульком, подсак – просто сетка, без рамки, которую можно было сделать в лесу из пары-тройки веток. Ломоть хлеба, завёрнутый в запасные трусы и сунутый в отродясь не чищенный погнутый котелок.

– Я почему-то знаю, что ты забыл, – зловещим шёпотом, чтобы не пугать туман и не будоражить речных духов, сказал Вран, притоптывая влажный с ночи песок сапогом: здесь босиком не побегаешь, все трое были обуты. – Черви где, дружище?

Вопрос будто повис в воздухе дымной прядью, медленно растворяясь, оседая на землю.