Наполовину друг - стр. 19

Inquisicio secundi. Знать бы ещё, что это означает.

По-русски Вран и читал бегло, и писал – судя по мнению травника Игнатия – почти без ошибок, а вот иностранным языкам его никто не учил. Некому и незачем; с отцовой точки зрения и русский письменный-то особо не нужен. Нет же больше общей большой России, как оно в книжках, одно Венецкое княжество осталось.

Он хозяйственно вернул в шлейки штанов ремень, потом сложил крылья мёртвой чице, чтобы не обломать, пока ползёт, и двинулся было обратно, к месту наблюдения. По-пластунски, как положено.

– Стоять, Трезор! – Что-то твёрдое упёрлось ему в затылок вместе с этим пугающим, змеиным шёпотом. Вран замер, так и держа в одной руке дохлую чицу, а второй опираясь о колючую траву. Как не обмочился – одни духи знают.

– Потерял бдительность – всё. Убит на месте. – Уже узнаваемым голосом тихо сказал Санчо. – Ладно… Дальше ползи. На этот раз повезло.

Вран выдохнул и оглянулся: наёмник с полной, судя по бульканью, фляжкой лежал рядом. В руке у него был нож, рукояткой которого он и ткнул в затылок парня. Санчо ловко перехватил его в руке и сунул в ножны на поясе одним точным экономным движением. Ловок, гад!

– Чицу чем прибил? Или она от ужаса, когда тебя увидела?

– Камнем… Из пращи. У неё кольцо на лапе, там семёрка инквизиторская.

– Из пращи – лёжа?! Да ты просто зверь, парень… Это вообще возможно, замаха же нет?

– Как видишь.

Наёмник ничего не ответил, сунул только флягу, а сам забрал летучую ящерицу для осмотра. Вран отвинтил оплавленную крышку и надолго припал к воде.

– Пей поменьше. Это нам до вечера, да и ссать лёжа – так себе затея. Хм… Да. Инквизицио секунди. Они, родимые. Вторая инквизиция, значит, и семёрка характерная. Они этих тварей и правда приручили, не врали мужики в отряде.

– Зачем?

– Ну я ж говорил: как собак. Летает эдакая дрянь, увидит кого, вернётся, посвистит на плече. Ей мяса кусочек, а хозяевам – информация. Доступно объяснил?

Не дожидаясь ответа, Санчо отшвырнул тело чицы подальше в траву.

– Флягу давай, водохлёб.

Он сам отпил совсем немного, прополоскал рот, проглотил. Потом решительно завинтил фляжку и отложил в сторону, прикрыв от палящего солнца краем рюкзака.

– Ждём вечера. Я и с той стороны холма глянул: не прорвусь один. Из тебя боец – как из говна пуля, да и оружия нет. Ты на ножах хоть умеешь драться?

– Нет…

– Младенца ответ! – передразнил его Санчо. Впрочем, беззлобно и с какой-то задумчивостью в голосе. Он жевал длинную травинку, поглядывая на караван. Там всё было спокойно. Один из коричневых ряс только отходил в сторону, свистел что-то довольно громко, вглядываясь в небо.

– Ящерку свою зовёт, – догадался Вран.

– Типа того. Но это он до-о-олго будет звать.

Солнце перевалило за полдень, жара стала звенящей, настоянной на запахе трав. От реки, до которой было не так уж и далеко, толку в смысле свежести никакого. Вода во фляжке, несмотря на суровый тон Санчо, убывала довольно стремительно. Вран бы сейчас с удовольствием искупался, но где там… Между ними и рекой было почти полтора десятка препятствий. Потных, злых, вооружённых.

– Слушай, – лениво спросил наёмник. – А ты чего вообще умеешь? Надо ж знать, что за юный падаван мне достался.

Словечко было незнакомое, но Вран догадался, что это нечто вроде ученика. Или его матерно обругали только что, а он и не понял. Тоже, конечно, вариант.