Наперекор судьбе - стр. 92
– Но к счастью, все обошлось. Ты уже сообщила ему об успехе?
– В двух словах. Я пригласила его сегодня на ужин. Надеюсь, ты не против?
– Селия, даже если бы я сказал, что против, это что-то изменило бы?
Селия весьма странно посмотрела на него:
– Но я знала, что ты не станешь возражать.
– За десятую книгу «Меридиана», – произнес Оливер, поднимая рюмку.
– За десятую, – отозвался Себастьян. – Надеюсь, с книгой все нормально.
– Селия говорит, это просто чудо.
Себастьян замолчал, потом угрюмо произнес:
– Она вряд ли сказала бы что-то другое… учитывая обстоятельства.
– Мой дорогой Себастьян, когда дело касается издания книг, Селия говорит только правду.
На Себастьяна смотрели выцветшие синие глаза. Смотрели очень спокойно, без каких-либо эмоций. Писатель помолчал еще немного.
– Оливер, ты очень добр ко мне. Больше, чем я того заслуживаю.
– Мы должны заботиться о наших авторах, – уже менее серьезным тоном произнес Оливер. – Наше издательство в большом долгу перед тобой.
– Я лишь хочу… – начал Себастьян и замолчал.
Оливер понял его молчание и взялся за бутылку портвейна.
– Еще рюмку?
– Пожалуй, нет… Ну, если самую малость.
Оливер налил ему полную рюмку.
После смерти Пандоры Себастьян сильно пил.
Это кошмарное состояние продолжалось дни, недели, месяцы. Первую неделю или чуть больше Себастьян прожил на Чейни-уок. В кровать он не ложился, а лишь ненадолго засыпал на каком-нибудь диване. Он день и ночь бродил по дому, иногда выходил на улицу, где с бешеной скоростью вышагивал вдоль набережной, потом снова возвращался, словно уставший, преследуемый зверь, ищущий себе нору.
Селия почти не отходила от него. Оливер слышал, как они о чем-то говорят за закрытыми дверями. Эти разговоры велись в разных комнатах, ибо обычная непоседливость Себастьяна значительно возросла и он нигде не мог оставаться подолгу.
Адель и Джайлз, боясь оказаться свидетелями переживаемых Себастьяном мучений, старались держаться от него как можно дальше. Джайлз ограничивался словами сочувствия, произносимыми скороговоркой, Адель – торопливыми объятиями и поцелуями, после чего спешила к себе в комнату. Зато Кит оказался на удивление смелее и крепче своих брата и сестры. Едва Себастьян появился у них дома, мальчик обнял писателя и сказал:
– Я вам очень, очень сочувствую.
Себастьян долго стоял, обнимая Кита, спрятав свою крупную голову в его волосах, затем посмотрел на него и увидел в синих глазах мальчишки слезы искреннего сочувствия.
После этого, где бы они ни встречались: в коридоре, на лестнице или даже на ступеньках крыльца, на котором Себастьяну понравилось сидеть и курить, глядя на реку, Кит неизменно спрашивал писателя, хочет ли тот побыть один или не возражает против его общества. Кит с одинаковой легкостью принимал любой ответ. Когда они оказывались вместе, Кит молча сидел, а отвечал, только если Себастьян заговаривал с ним, но чаще просто прислонялся к его руке и опускал голову ему на плечо.
– Это так мило, – рассказывала Венеции Адель. – Когда Кит рядом с Себастьяном, он похож на щенка, который ластится к хозяину. Они и раньше прекрасно ладили. Но Киту всего десять лет. Просто удивительно, что он знает, как себя вести в такой ситуации. Жаль, я этого не знаю. Бедный, бедный Себастьян. Я еще ни у кого не видела такого бесконечного страдания.