Награда для Иуды - стр. 46
Неряшливую стряпню, что бабка ставила на стол вечером, Мальгин кое-как засовывал в себя, но Левин потреблять категорически отказался. Он завтракал и обедал в чайной, расположенной на центральной площади поселка. Там же помещался единственный на всю округу очаг культуры, тесный зал, что-то вроде клуба, где вечерами крутили по видику не боевики, а эротико-порнографические фильмы, выпущенные на каких-то подпольных киностудиях и купленные в Иркутске. С наступлением сумерек зал до отказа набивали солдаты срочники, охранявшие зону и попавшие в увольнение, и местные подростки, не достигшие шестнадцати лет. Левин, совершенно ошалевший от вынужденного безделья, проливных дождей и бабкиного самогона, надевал длинный плащ и таскался в клуб ежедневно, как на работу, просиживая там до темноты. Возвращался разочарованным и опустошенным.
Он съедал пару булок, купленных в чайной, ложился на койку и долго глядел в потолок мутным взором. В комнатах витал густой самогонный дух. Бабка на своей половине гремела ведрами с брагой.
«Нет, больше смотреть порнуху не пойду. Куда мне деваться со своими неудовлетворенными желаниями после этих фильмов?» – обречено вздыхал Левин. «Ну, так не ходи», – отвечал Мальгин. «Не ходи… А хрена тут тогда делать? – взрывался Левин. – Свидания с Барбером не дают. И сколько еще нам ждать, чтобы я с тоски удавился? Сутки, неделю, две? Не известно. Нет, так жить не возможно… Сил нет так жить. А свободную бабу тут не найдешь. Не купишь ни за деньги, ни за подарки. Мужиков в поселке в три раза больше, чем баб. Даже в четыре, в двадцать четыре. Что поделаешь… Перекосы демографии». «Ну, баба – это не проблема, было бы желание», – ответил как-то Мальгин. Выслушав это сообщение, Левин даже поднялся с кровати и пересел на стул.
«Но сначала хочу, чтобы до тебя дошла одна штука, – стал объяснять Мальгин. – Здесь провинция. Старая добрая провинция. Тут много богатых, достойных подражания традиций. Ну, скажем, если ты пригласил женщину в чайную или даже на просмотр эротического фильма, прошелся с ней вокруг клуба, то…» Мальгин выдержал драматическую паузу. «Что „то“?» – переспросил адвокат. «То обязан на ней жениться. Такова традиция». Мальгин заржал по лошадиному. Левин обиделся всерьез. «Пошел ты со своими смехуечками», – он сновал лег, отвернулся к стене и накрылся с головой пропахшим самогоном ватным одеялом. Адвокат очень болезненно воспринимал остроты, касавшиеся женитьбы или разводов. Как считал Левин, во всех его жизненных бедах и неудачах виноваты бывшие жены, корыстолюбивые жадные суки, пустившие его по миру.
На следующий день они в который раз не получили свидания с Барбером. Пережив еще одно душевное расстройство, юрист не двинул в клуб, как обычно, а заменил культпоход большой бутылкой бабкиного самогона и нажрался, как свинья. Ночью часто выходил на крыльцо, вставал на колени и блевал сверху на грядку с укропом. Дело кончилось тем, что Левин, совершая очередной рейс, упал в сенях, споткнувшись о ведро с брагой, до крови рассек правую бровь и поставил фонарь под глазом.
Эти дни, заполненные дождями, пьянством Левина и бесконечным ожиданием, не прошли впустую для дела. Мальгин тайно встретиться с неким Алексеем Васильевичем Дикуном. Встреча происходила недалеко от центральной поселковой площади, на задах так называемого клуба, когда народ уже разошелся по домам, а Левин, набравшись самогона, храпел в бабкином доме.