Наедине со Зверем - стр. 15
Что он вообще за человек, раз просто не использует шлюх за деньги, когда приспичит? Экономит, блин?!
Не понимаю. Я ни черта не понимаю!
На меня накатывает слабость и апатия. Я устала задавать себе вопросы, на которые должен отвечать человек, с кем мне общаться не хочется от слова совсем.
Почему я? Почему именно я?
Заставляю себя подняться, чтобы через пару минут свалится камнем на кровать и уставится на яркие звёзды за стеклом. Что меня ждёт в мире, где не писаны правила? Где всем заведует больной мозг? Хищный царь собственного зверинца, где всего один питомец – я.
Просыпаюсь я от яркого света, что бьёт по глазам.
Здравствуй, новый день, наполненный неизвестностью.
Я какое-то время любуюсь красотой солнечных лучей, освещающих пространство, а затем не выдерживаю и нахожу на стене у изголовья кровати кнопку, закрывающую подвесные плотные шторы.
Вот так. Отныне в моей жизни не место свету и радости.
Через несколько бесконечно долгих минут, которые неизбежно превращаются в часы, замок в двери щёлкает, а я напрягаюсь всем телом. Я лежу на боку, спиной ко входу, поэтому решаю делать вид, что сплю. Сердце набирает скорость, в ушах шумит кровь, каждый нерв натягивается, словно тетива лука.
Врач? Косметолог? Он?!
По неспешным шагам и молчанию понимаю, что он.
В груди начинает бурлить злость, а виски свербит отчаяние.
Шаги затихают в районе изножья кровати. Он молчит. Молчит долго, словно всё это время разглядывает меня. Или действует на нервы. Да, скорее, второе.
– Через полчаса принесут завтрак. Затем приедет врач, а после косметолог. Сразу предупреждаю, что просить помощи у этих людей бессмысленно. Я хочу, чтобы ты была честной и послушной. Ко всему прочему, с завтрашнего дня ты всегда должна быть чистой и свежей. Я могу прийти в любое время и хочу, чтобы ты всегда была к этому готова, поэтому белья не носить, а с девяти часов вечера и до утра быть полностью без одежды, – он вновь молчит некоторое время, в которое я борюсь с желанием плюнуть ему в рожу, а затем холодно произносит: – Подай знак, что поняла меня.
Я подскакиваю на месте и презрительно выплёвываю:
– Вы не имеете права держать меня здесь как какую-то игрушку!
– А кто мне запретит? – скользит по его губам холодная усмешка.
– Это неправильно! Я живой человек, а вы... вы...
Мужчина вальяжно подходит ближе, нависает надо мной ледяной глыбой:
– Ну же, продолжай.
Обманчиво спокойный тон нервирует ещё сильней, высокомерный взгляд – злит пуще прежнего:
– Эгоистичный подонок! Мерзавец! Беспринципный под-лец...
На последнем слове я запинаюсь, потому что он резко склоняется ко мне и обхватывает рукой мои скулы, прижимая затылок к мягкому изголовью кровати. Жёсткие пальцы сжимаются на подбородке, а ледяной, безжалостный взгляд холодит кровь:
– Именно. Полагаю, вопрос решён.
Мне страшно, а его близость вызывает отвращение, которое, впрочем, я не собираюсь скрывать:
– Вы мне противны...
– Неужели? – насмешливо взлетают брови.
А затем его взгляд мгновенно меняется, становясь тёмным и жёстким. Он медленно распрямляется, выдвигает ящик в тумбочке, берет оттуда что-то широкое и кожаное, а я вспоминаю, что так и не взглянула вчера на содержимое этих предметов обстановки. Наверное, зря.
– Встань.
Я не шевелюсь, вкладывая в свой ответный взгляд всю ненависть.