Надежда Пятиречья - стр. 12
– Прости, – прошептала Ася, у которой против воли на глазах появились слезы. – И все равно я кое-чего не понимаю.
– Чего же?
– Почему тебе не дали характеристику при дворе?
– Для моей службы это слишком. Я всего добился сам и не хочу, чтобы какая-то бумажка сразу сделала из меня небожителя. Поэтому папа отыскал тебя – услышал в транзитке про молодую учительницу из Заречья, и отправился к вашему наместнику договариваться. У них давние дела, я туда не лезу.
– Прости еще раз, ладно? – Девушка заглянула в прищуренные почти черные глаза и моментально покраснела.
– Все нормально, не бери в голову.
Дальше они снова двигались молча. Лес, непроглядный возле Четвертой реки, полный насекомых, птиц и нескончаемой энергии, сходил на нет к Пятой реке. Именно вдоль нее и протянулись поля, кормившие все Пятиречье. Просека, вырубленная силами нескольких поколений, находилась на месте того самого проспекта, что теперь окрестили Первореченским. Но только в Заречье он обозначался лишь примерно – царствовавшая здесь буйная растительность не давала угадать очертания тротуара под ногами и останки древних зданий, когда-то высившихся вдоль дороги.
Осталась позади округлая площадь с холмом в центре, где по рассказам бабушек, раньше сохранялись обломки какой-то стелы, а в разные стороны от площади расходились причудливые металлические линии, параллельные друг другу, о предназначении которых теперь можно было узнать только из книг. Железная дорога. Неужели раньше можно было сесть в поезд и просто уехать, куда угодно? И никакие реки не могли стать помехой.
И вот перед глазами ребят раскинулись поля, искрящиеся на полуденном солнце золотистыми и зелеными переливами. Артур с восторгом разглядывал колосящуюся гладь – богатство современного мира. Он наконец растерял остатки приклеенной надменной маски и с детской непосредственностью задавал вопросы. Ася по мере своих возможностей и знаний рассказывала ему о каждой культуре, способах посадки, полива и хранения. Когда закончились злаковые, еще не набравшие силу, начались поля подсолнухов, набухших на солнце и готовых превратиться в масло, без которого не обходилось ни одно ремесло. Дальше раскинулись теплицы, каких Артур никогда прежде не видел, – там взращивали дорогие и прихотливые пасленовые. А за теплицами тянулся к небу картофель, на который в этом году так ругались – одна ботва, совсем клубней не будет. Следом за ним узорчатыми кустиками торчала из земли задорная морковная ботва, и блекло виднелась жухлая свекольная. Обойдя вдоль реки хозяйство, без которого жизнь Пятиречья закончилась бы так же быстро, как началась, пара выбралась в плодовый сад. Были здесь и яблони, и груши, и даже кусты с ягодами, из которых не только варили варенье, то и делали вино.
В воздухе витал сладкий аромат не успевших созреть яблок и уже почерневшей смородины. Артур вертел головой по сторонам, а Ася кротко улыбалась, пряча эту улыбку даже от самой себя. Очень уж не хотелось, чтобы Артур видел ее такой, настоящей. А не серьезной учительницей за грубым деревянным столом.
По дороге им то и дело встречались Зареченцы. Самой физически сложной работой занимались Асины вчерашние друзья, которые так и не приняли подросшую девушку в свою компанию, а сегодня молодые отцы и матери, женихи и невесты. Они отрывались на секунду отрывались от своих дел, распрямляя спину, с удивлением оглядывали парочку, кивали или махали рукой и вновь возвращались к труду, без которого погибло бы все Пятиречье, как и город, что был здесь прежде.