Надежда - стр. 98
Подошел Петя и молча поманил меня от берега.
– Ты что, как немой? – спросила я шепотом.
– Голавль должен быть у берега. Он чувствительный. Всего боится. Не спугни.
– Не видела я голавлей. Только сом огромный проплыл да уклейки.
– Увидишь. А пока налови серых мелких кузнечиков. Это их любимая еда.
Кузнечиков ловить я мастер. Три спичечных коробка наполнила. Из коробка их легко доставать – не успевают выскочить. Ребята поставили ореховые удочки у берега так, чтобы их тень не выходила за тень от деревьев. Лежим, молчим. Ждать пришлось недолго. Длинные, черные, юркие, как змеи, рыбы закружили вокруг поплавков. Вот и первые рыбки затрепыхались на крючках. Ребята осторожно вытаскивали их, бросали в ведро и насаживали новых кузнечиков. Стайка уменьшалась на глазах. Вдруг у меня защекотало в носу, и я чихнула. Все! Ловля закончилась. Ребята были недовольны, но ругать меня не стали. Я переложила рыбу в садок, опустила его в реку и укрепила веревку на иве.
– Готовься на перетяжку ловить, – позвал Вадим Петю. – Заодно искупаешься.
Я осталась на берегу, а ребята поплыли заносить второй конец снасти на другой берег. Охая и ахая, они выскочили на песок, как ошпаренные.
– Такого холода ни разу не встречал! Фу! Тут – жарынь! А там – северный полюс, – стонал Петя, бегая по берегу, растирая гусиную кожу. Согревшись, он взялся помогать Вадику. А тот только усмехался над неловкими движениями брата, потому что человек опытный. Родители ему все позволяют. Пете тоже тринадцать лет, но он – под маминым контролем.
Ребята приплыли назад и стали следить за перетяжкой. На двадцати крючках висела разная наживка: хлеб, черви, мухи, кузнечики и молодые пескари для щуки.
Уже начинало темнеть, а клева особого не было: всего несколько плотвичек. Рванул снасть большой окунь. Когда его сняли с крючка, обнаружили во рту пескаря. Значит, пескарь кинулся к червяку, а окунь к пескарю, и оба попались.
Сверчки дружно пели вечернюю песню. Не умолкали лягушки.
– Надо же, лягушки в такой холодной воде живут! – удивилась я.
– Нет, тут озеро рядом, там карасей полно. Захочешь много рыбы поймать, – иди туда в пять утра, – предложил мне Петя. – А мы здесь останемся. В реке «жидкий бульон», зато ловить интересней. Нам процесс важен.
Место для костра приготовили заранее. В низине срезали дерн, чтобы костер не выходил за круг, натаскали сушняка.
Лежим на фуфайках, жарим над костром рыбешку. Огонь жадно набрасывается на тонкие ветки, слизывает пучки сухой травы. Костер то вспыхивает сотнями огненных улыбок, то печально дымится в зависимости от того, что мы в него подбрасываем. Свет от него мигающими пятнами ложится на загадочный ночной луг. Безмолвные тени то скользят, то пляшут на наших лицах. До черного неба – рукой достать. Ковш Большой Медведицы прямо надо мной. Бесконечность неба чувствую, рассматривая Млечный Путь. Наверное, куда-то ведет эта таинственная дорога? Если в никуда – это неинтересно. Все должно быть не само по себе, а для чего-то. Картошка – для еды, красота – для души. Значит, и звездная дорога чему-то или кому-то служит. Почему-то привиделась пленительная нежность кротких усталых глаз бабушки Дуни…
Почувствовала запах печеной картошки. Выкатили парочку. Вадим разломил одну:
– В самый раз!
Я расстелила самотканый рушник Петиной бабушки, порезала хлеб, очистила лук. Соль положила в спичечном коробке. Поели. Разве сравнишь печеную картошку с вареной?! Вадим распорядился: