Надежда - стр. 113
– Нет, – возразила преподавательница, – это картина взрослого, знаменитого художника.
– Снежная королева мир видела неправильно из-за кривого зеркала, которое попало ей в глаз, а этот дядя, видно, смотрел на все через калейдоскоп. Игрушка такая детская. Где он встречал квадратный нос или глаз на коленке? Я, например, не видела. Больше мне нечего сказать, – закончила я свою длинную, путаную речь и только тогда с тревогой взглянула на Ирину. Не подвела ли?
Дети смотрели на меня с любопытством и удивлением. Преподавательница подала мне картину. На ней было изображено красное поле и красные деревья. Она спросила:
– Почему здесь преобладают красные тона? Что художник хотел этим сказать?
– Мне кажется там – жарища. Все солнцем пропитано. Этим летом мы шли с прогулки. Солнце пекло невыносимо. Я еле ноги переставляла, язык не ворочался. А перед глазами плыли цветные круги. Поле, дорога, небо – все было розовое. Хотелось упасть на землю и ничего не видеть… А еще я думаю: «Не были ли люди прошлого более скованными в проявлении, в выражении эмоций? Мне кажется, много чувств они прятали внутри своих произведений. Не получалось у них рисовать так, словно душа нараспашку, а может, не хотели. Наверное, глупость говорю, но я так чувствую.
В комнате стояла тишина. Она испугала меня. Я нервно переминалась с ноги на ногу. Потом, не сдерживая слез, выбежала из студии. Опять тормоза подвели! Что теперь скажу Ирине, как у нее появлюсь? Мне стало холодно, неуютно, одиноко…
Ирина догнала меня:
– Успокойся, преподавательница послала найти тебя. Она совсем не сердится.
– Но я же урок сорвала, – всхлипнула я.
– Ты понравилась ей. Она сказала, что у тебя поэтическое восприятие жизни, что у тебя есть свое мнение, и ты смелая.
Похвала тотчас высушила слезы.
– Прости меня. Я научусь быть воспитанной, честное слово, но сразу не получается.
– Да все хорошо. Ты молодец! Я побегу на урок? Ладно?..
И мы расстались.
СЕРДЦЕ В ТВОИХ ЛАДОНЯХ
Снова сбежала к подруге.
– Ирина, я принесла тебе подарок.
– Спасибо! Это символ? – спросила она, внимательно рассматривая рисунок.
– Я не знаю такого слова.
– Что означает сердце внутри наполовину распустившегося цветка?
– Это твое счастье.
– Хорошо придумала! У тебя и другие рисунки есть?
– Конечно. Только на день рождения грустных подарков не дарят.
– Покажи, пожалуйста.
– Ладно, вот они, только плохо нарисованы. Белой бумаги у меня нет, я в магазине выпросила эту, оберточную. Чернила на ней расплываются. Сначала я нарисовала, будто баба Мавра меня обнимает. Потом подумала, что она любого ребенка может прижать к себе и что добрых бабушек может быть много, вот и оставила на рисунке только мозолистые в трещинках руки. А когда на уроке Анна Ивановна сказала, что сердце у человека размером с его кулачок, то нарисовала маленькое сердце ребенка в больших ладонях. Как выглядит оно на самом деле, я точно не знаю. У старших девочек на открытке про любовь видела, но мне то сердце не понравилось. На пряник похоже. Вот и придумала нарисовать его вроде кулачка.
– Но у тебя мое сердце выглядит, как два прижатых кулачка.
– Потому что у доброго человека оно большое. Еще сердце в груди ширится от радости, и тогда оно представляется мне распускающимся бутоном розы. А вот здесь оно перетянуто черной змеей-удавом. Мучается чье-то сердце, потому что злом сдавлено, как клещами. Видишь, оно маленькое, худое? А на этом рисунке – мое сердце, когда мечтаю. Оно плавает в море счастья, в лучах солнца… И тут – тоже мое сердце. Но в оболочке. Когда мне хорошо, то где-то здесь, около сердца теплеет. Значит, душа не в голове, а в груди. Если я беспокоюсь или волнуюсь, то в груди болит, я задыхаюсь, вроде как душе тесно там. Она мечется, рвется наружу.