Над синевой во мгле - стр. 16
И мой талантливый отец в свои 23 года написал маслом копию картины «Святая Инесса в темнице» Рибера, XVII век. Подлинник представлен в Дрезденской галерее. Различие между оригиналом и копией может отличить только специалист. Отец писал картину на волне любви и вдохновения! И подарил свой шедевр маме! Мама – любитель искусства и красоты – была покорена! Они поженились. Первой родилась моя сестра, я была вторым ребёнком. Отец, как оказалось, любил женщин, и красота мамы его не удерживала.
Тут Средний стал отстаивать свои позиции:
– А при чём здесь красота? Природу мужчин это не удерживает. Моя жена тоже красива и сексуальна, а меня время от времени тянет на свежее и новое. Распознать новизну, почувствовать другой темперамент, другие движения, другие ласки и желание овладеть – сметает всё на пути, – очень откровенно выразил Средний свой порыв, который дал богатую канву с броским названием «Самец».
Инга заволновалась, тема ушла в нежелательное для неё русло. Она отодвинула сексуальность бытия и как ни в чём не бывало продолжила:
– Отца назначили директором театрального училища небольшого сибирского городка. Другими словами, пустили козла в огород – девочки, улыбки, вдохновения… И всего так много, хочешь оптом, хочешь в розницу – бери не хочу!
Директор молодой, сильный, сексуальный, прямо хищник на охоте, с глазами камышового кота, зелёно-рыжими, жгучими. Весёлость, обаяние в том же флаконе, как довесок, постоянно присутствующий при успехе и возможностях.
Жили мы в просторной трёхкомнатной квартире. А летом в домах не было горячей воды. Мама разогревала в большой выварке (цинковая 20-литровая кастрюля) воду к возвращению отца, чтобы он мог обмыться.
И в этот злополучный, а может, наоборот, счастливый день всё было по тому же сценарию – вода на разогреве, еда на плите, в доме чисто, стол засервирован.
Взгляд мамы улавливает стрелки на часах, которые подтверждают приход мужа с минуты на минуту.
И действительно, не успела она отвести взгляд от часов, как подъехала машина к окнам первого этажа нашей квартиры и показался отец.
Мама обрадовалась и побежала к двери.
– Дорогой, всё готово. Проходи! Я так тебя жду! – и хотела поцеловать мужа, но отец остановил порыв, схватил какой-то свёрток и на ходу прокричал:
– Буду поздно, не жди!
Мама подбежала к окну и увидела – на задних сидениях авто сидели две девушки.
– Всё как доктор прописал, – вставил Пётр.
– Да! Доктор прописал! – с надрывом, почти крича, повторила Инга слова Петра. – Ну, Вам не понять, ЧТО чувствует женщина в эти минуты? Да она ничего не может чувствовать, она задыхается, ей не хватает воздуха, и она готова умереть, только бы не видеть себя такой униженной и раздавленной. Самая больная, незаживающая рана – унижение. А Вы, Пётр Петрович, представьте, если бы на роскошной РАЗОБРАННОЙ постели лежала Ваша роскошная РАЗОБРАННАЯ жена!
Инга сразу поняла, что она попала прямо в гипофиз. Глаза Петра извергали гром и молнию.
– Этого не может быть, потому что не может быть НИКОГДА! – прохрипел Пётр с характерным разделяющим шипением в голосе.
Довольная Инга подумала: «Ну, голубчик, теперь тебе точно не до секса», – и возгордилась уникальностью своих ходов.
Инга, подчёркивая реакцию Петра, выразительно сказала:
– Вот и маму накрыло состояние хрипоты, тошноты и рвотных позывов, – и, помолчав, продолжила: – Когда родители приехали в этот город, мама играла в театре. Получали мало, на жизнь хватало с натягом. И она, пожертвовав своей профессией, начала шить меховые шапки. Финансовая раскрепощённость стала ощутимо украшать быт. Стало легко и комфортно. Достаток в семье отец стал с удовольствием и наслаждением использовать в своих порывах и так заигрался, что, перетягивая одеяло на себя, оставил маму совсем голой, без одеяла, укрывающего их семейное ложе.