Начало инквизиции - стр. 15
Он собрал своих баронов и сделал предложение, которое должно была устрашить даже средневековых феодалов. Он объявил, что хочет разрушить город до основания и сровнять его с землей. Любимый город древних кельтов, столица тектосагов, крепость римлян, Тулуза должна была окончить свое историческое существование от руки свирепого франка и предводимых им крестоносцев.
Первым восстал против такой меры брат вождя – Гюи; он видел в ней покушение отчасти и на свое достояние.
– Тулузцы и без того жестоко наказаны, государь, – говорил он. – Если, увлеченный жестокостью, ты разрушишь город, то приобретешь дурную славу в христианском мире. Ты берешься защищать имя Христово между еретиками, а между тем делаешься ненавистным церкви[21].
Даже Фулькону не могло понравиться такое намерение. Симона с трудом уговорили ограничиться большой контрибуцией, которой тулузцы выкупили существование своего славного города. Монфор велел консулам и советникам собраться в церкви Святого Петра; туда же были приведены пленники из замка. Победитель объявил здесь городу свою волю. Тулуза должна уплатить ему тридцать тысяч марок серебром. Для ограбленных жителем это была огромная сумма. Но эта же мера послужила и к спасению Тулузы.
Добыть такие деньги можно было только или открытым грабежом, или невыносимыми вымогательствами. Ответственность за уплату была возложена на особых сборщиков, выбранных из состоятельных лиц. Последние поплатились большей частью своего имущества, и их ненависть к французским порядкам могла лишь усилиться.
Долго пересказывать те жестокости, которые совершались при сборе налога. «Народ стонал в рабстве», – лаконически выражается католический историк Альбигойской войны, близкий к описываемым событиям. «Слуги Монфора, – рассказывает очевидец, тулузский патриот, – стали чинить всякие насилия, оскорбления и несправедливости. Везде они стали появляться угрожающие, свирепые; спрашивали и брали что хотели. Во всякое время и повсюду можно было встретить в Тулузе и мужчин и женщин, одинаково печальных, неутешных и негодующих, слезы лились у них из глаз, и сердце сжималось от боли. Иностранцы хозяйничали в городе, скупая все у жителей, так что им самим не оставалось ни муки, ни зерна, ни порядочных одежд».
«О благородный город Тулуза, так глубоко униженный, каким позорным людям Бог предал тебя!»[22]
Воспоминание о старом, прирожденном графе и его сыне, этих несчастных скитальцах, было единственным утешением в великом народном горе. С изгнанниками тулузцы установили тайные связи, и, лишь только Монфор выступил из столицы для покорения графства Фуа, агитация против иноземного господства снова усилилась.
На этот раз она прошла далеко не бесследно. Приближались дни хотя и временного, но довольно продолжительного торжества национального дела в Лангедоке. Вместе с этим торжеством должно было усилиться альбигойство.
Второе восстание в Тулузе, осада Тулузы и смерть Симона Монфора
Монфору уже не суждено было больше увидеть город, которому он принес столько зла. Оставляя Тулузу, он не подозревал, что целым рядом событий и даже небесславных для него успехов, он постепенно отдаляется от главной цели Крестового похода.
Владетель графства Фуа, Раймонд Роже, лишенный своего наследия Иннокентием III, обратился с мольбой к новому папе, Гонорию III, об оказании справедливости. С этою целью он отправил к нему посольство. Со всех сторон слышал Гонорий предостережения против еретика, но, желая ознаменовать первые дни своего правления актом правосудия, приказал двадцать седьмого ноября 1216 года местному легату ввести графа де Фуа во владение его землями, в последнее время управляемыми Римской церковью. Извещая об этом Раймонда Роже, он писал ему между прочим: