Начальник райотдела - стр. 12
– На Английской набережной, не очень-то далеко от вокзала, – «В этом месте можно сказать, – подумала она, – что мне нужно заехать за деньгами». Но такси уже мчалось по Московскому проспекту, морозному и белому, длинному и бесконечному, казавшемуся несказанно прекрасным в этой романтической ночи.
«А-а, ладно, все равно дома не усну. Буду переживать и страдать изо всех моих слабых сил. А в аэропорту честно во всем признаюсь, провожу в самолет – и поблагодарю за моральную поддержку. Ну, не каждый же день мне встречаются потрясающие мужчины!»
Она еще не знала, в чем она собирается честно признаваться, но ей очень хотелось сделать Андрею какое-нибудь признание. Любое!
Пулково встретило потерявшихся путешественников приветливо. Огни ночных баров уютно светились, приглашая сонных путников выпить чашечку кофе или чего покрепче, кассы работали, редкие пассажиры бродили по безлюдному зданию аэропорта в ожидании своих рейсов, и Гюзель нестерпимо захотелось в Москву, в новую жизнь. Ночью в незнакомом месте всегда кажется, что прямо сейчас, именно с этой минуты начнется другая жизнь, в ней можно спрятаться от прошлой, до колик надоевшей.
– Как нам улететь в Москву? – поинтересовался Андрей в первой же кассе.
– В шесть утра, билеты перед вылетом, – улыбнулась кассирша. Она не выглядела сонной и вялой, наоборот, бодро улыбалась, приветствуя Андрея и Гюзель, будто они пришли в гости к ней.
– Идемте в кафе, вы вся дрожите от холода. Сейчас мы выпьем по чашке кофе или чая, съедим по бутерброду, и нам станет веселее, – он обнял вдруг съежившуюся от страха Юмашеву и потащил к бару.
«Конечно, веселее. Два идиота рядом – веселья не оберешься… Это надо же было так влюбиться, безвозвратно и безнадежно. Если бы мне мораль позволяла, я бы ему сказала, давай плюнем на эту Москву и поедем ко мне, на Английскую набережную, где можно забыть о делах, о Москве, о поездах и самолетах, ну, хотя бы на один день забыть. Почему мораль такая суровая штука? Почему она не позволяет выдавить ни одного слова из пересохшего горла? И что здесь безнравственного? Взрослые люди, красивый мужчина и одинокая женщина неожиданно понравились друг другу…»
Гюзель не смотрела на Андрея, но видела его, как и он видел ее, не глядя ей в глаза. Они давно догадались, что думает каждый из них. Ночью все чувства обостряются, и слова утрачивают всякий смысл.
«Наверное, думает о том же, но у него моральные принципы. Господи, какие же мы несчастные, боимся совершить безнравственные поступки, трясемся от страха, как маленькие дети. С другой стороны, завтра обязательно наступит утро. Мы будем сожалеть, что поддались на удочку своих желаний, утратив всякое представление о той самой морали… Надо бы заговорить, а то наше молчание затянулось не на шутку». Она не смотрела на него, ее мысли крутились по кругу, напоминая белку в цирковом колесе.
– Гуля, о чем вы думаете? – спросил он, двигая бокалом по столу, словно разыгрывал партию в несуществующие шахматы.
– Обо всем. О странной ночи, наполненной мистическими предзнаменованиями, неосуществленными желаниями и совпадениями. А вы? – она отпила глоток коньяка и задохнулась. Первый глоток оказался слишком крепким.
– Почти о том же, странно все, что случилось. Почему именно вы оказались на моем пути? Почему не кто-то другой или другая.