Набег - стр. 6
Узнав о планах хана Джанибека, своего дяди, Карача просится выполнить важное поручение: дойти до Можайска, встретится с ротмистром Корсаком и передать тому данные о начале вторжения со стороны Крыма. Как только крымские войска ударят по южным землям московитов, в контрнаступление под Смоленском должны перейти польско-литовские соединения. И тогда Москву уже ничего не спасет. Как бы ни был страшен гнев Джанибека, Карача после встречи с Корсаком не собирался возвращаться в Крым. В тайных его планах было умчаться в далекую Польшу, найти Ядвигу и не по любви, так силой увезти ее в степь. Но в планы его вмешался казачий патруль.
Тимофей Степанович еще долго стоял на краю своего двора, тревожно вглядываясь в степь. Принимать решение нужно быстро. За ошибку расплатой станет казачья кровь и черная гарь пепелищ. Потихоньку небо над дальним лесом начинало светлеть. Еще пара часов, и совсем рассветет. С востока потянуло промозглым холодом. Вновь и вновь Кобелев прикидывал в голове: где и как укрепить вал, кого и куда расставить оружных, чем вооружить крестьян и голытьбу. Но ничего путного не выходило. Слишком лобное место, очень мало людей, которых бы лучше в кулак собрать да держать поближе друг к другу. А тут получается на пять шагов в цепи по одному мужику да по пол-казака.
Неожиданно за спиной атамана раздались шаги. Кобелев вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла блаженная Недоля.
– Что, Недолюшка, не спиться?
– У кого-сь своей долюшки не вышло, тот от чужой не отвернется.
– Тут хоть как ворочай, кругом зад голым выходит.
– Недоля по дворам ходит, и пес не учует, ворон не вскаркнет. Кобель сучку не порвет, да и волка отпугнет.
– Эк, беда-беда, хоть лбом в ворота! – Кобелев уронил голову на жердину ограды.
– А ты хворобому дай поисти да отпусти. Христос за хворобого помилует.
– Ты за татарина никак говоришь?
– Хворобый он. Душа вся сморщена, сердце на разрыв. Недолго ему по землице-то ходить осталось.
– Да Бог с тобой, Недолюшка. Куда ж я его пущу, паршивца окаянного!
– Пусти, говорю тебе! – Блаженная топнула босой ногой, покрытой черными мозольными коростами. Из-под платка вывалилась седая паутина полувековых волос. – Матушка-Богородица заступницей явится. Не гневи ее, Тимофеюшка. А отпустишь, будет тебе тогда покровительство.
– Шла б ты, милая, дальше. Без тебя на душе зверь копытом бьет. – Атаман поежился, плотнее кутаясь в лазоревый зипун.
– Пойду-пойду, пес не взлает, ворон не каркнет. А тебе спасенья не будет. И никто через тебя не спасется. Всех погубишь.
– На то казак и рождается, чтобы голову сложить. – Кобелев говорил, давясь горькой слюной, глядя в открытую предутреннюю степь.
– Ищи, где лес погуще, берег покруче, травы повыше. Усмань княжну татарскую сгубила. С той поры Усманью и зовется. Сам знаешь.
– Усмань, говоришь? – Морщины на лице атамана напряглись.
– Как сгубила ее, так и все племя татарское погубит.
– Вон же ж как! Ай, спасибо, Недолюшка, за совет! – Кобелев обернулся и широко открытыми глазами уставился в спину уходящей прочь блаженной. А она все твердила:
– Хворобого пусти на волю. Через то милость Божью получишь!
Глава 2
– Ну что, Карача, давай вместе кумекать, как жить дальше будем. Я казак старый, жизнь провел в боях да походах. И на старости хочу покоя. Да, видно, покоя совсем не получится. Ты ешь, пей, не стесняйся. – Кобелев в постельной рубахе сидел за столом, пододвигая татарину чугунок с кашей.