На все руки доктор - стр. 23
— Слушай меня внимательно, бабушка. Сначала делаешь медленный вдох, считая до четырех. Вот так…
Хорошо, что она быстро сориентировалась и взяла себя в руки.
— Теперь на четыре счета задерживаешь дыхание. Ага, хорошо. И так же медленно выдыхаешь. Давай. Один, два, три, четыре.
Этому методу уже сто лет в обед, я о нем узнала, будучи студенткой. Он работал, когда под рукой не было таблеток, а у меня в последние месяцы сердце шалило чаще обычного.
Надо было слушать Давыдян.
Я представила, как подруга плачет над моим бездыханным телом, вытирая крупные слезы цветным платком, и приговаривает: «Допрыгалась, Анатольна!»
Тьфу! Фантазия разыгралась не к месту.
Кокордия успокоилась и медленно, размеренно дышала, пока я контролировала ее пульс.
— Теперь давай попробуем нежно помассировать глазные яблоки. Закрой глаза… Нежно, бабушка, не надо вдавливать их в черепную коробку.
Я на самом деле очень испугалась, лет-то ей уже немало. Нельзя допустить, чтобы Кокордия упала с инфарктом или инсультом.
— Сестренка, смочи платок холодной водой и оботри бабушке лицо.
Дафина кивнула, полила кусочек ткани водой из графина и выполнила мое поручение со всем тщанием, на которое только была способна. Она уже перестала реветь и только шмыгала носом.
— Костадин, приоткрой оконную створку. Пусть в комнату заходит свежий воздух.
Следом я помогла графине перебраться на кровать, свернула валиком шаль и положила ей под шею.
— Вы можете идти, я посижу с ней, — обратилась к родственникам, снова прощупывая пульс Кокордии и успокаивая их: — Кровяное давление стало ниже, сердцебиение реже. Бабушка просто перенервничала.
— Но… — попыталась возразить Дафина, однако Костадин повел ее к выходу.
Мне тоже требовалось отдышаться. Я положила руку на грудь — мое собственное сердце билось о грудную клетку, как воробушек.
— Дафина, если есть такая возможность, то приготовь какой-нибудь успокоительный отвар. Например, из корня валерианы?
Девушка кивнула.
— Конечно, я тотчас же отправлюсь в свою кладовую, в моих запасах он был.
И брат с сестрой покинули комнату.
— Ну что же ты так себя довела? — спросила я с укором. — Испугала бедных внуков.
Кокордия приоткрыла один глаз и посмотрела на меня.
— Ты ничего не понимаешь. Разрушить монастырь мог только самый страшный нелюдь. Как можно покуситься на святое?
— Это был Савад?
Кроме графа мне никто на ум не приходил. А еще он достаточно жесток, чтобы сотворить такое.
— Я не знаю. В нашем королевстве оскорбление Пресветлой Матери и Всеотца строго наказывается. Савад не настолько глуп, чтобы так подставлять себя, — она сухо кашлянула в кулак. — Быть может, это дело рук кого-то не нашей веры.
Я ничего не понимала, слишком все в этом королевстве запутано. Остались ли свидетели трагедии? Что стало с обитательницами монастыря? И что за таинственные иноверцы?
Все это только предстоит выяснить. И хорошо, если за дело возьмется кто-то влиятельный. Как вообще у них преступления расследуют?
— А эта беда, часом, не связана с побегом Олетты?
Графиня помолчала немного. Мне не хотелось сильно ее теребить, да, пожалуй, продолжим в другой раз. Сейчас ей лучше поспать.
— Ладно, ты постарайся уснуть, я больше не буду тебя мучить расспросами…
— Олетта уже ничего не расскажет, — внезапно глаза Кокордии широко распахнулись, словно ее озарило, — но ты можешь попытаться узнать.