На войне как на войне (сборник) - стр. 46
– Сгорит все, как порох сгорит.
– Петр где?! – закричал Конь, встряхивая Фаддея.
– А? – опомнился старик. – Петька побежал в правление пожарных вызывать. Да разве дождешься? Все сгорит. Видишь, сухо как.
Не дослушав Фаддея, Конь побежал дальше. Поймав Журку с Сашком, он потащил их к пожарному сараю. Втроем приволокли они ручную водопомпу – качалку, похожую на самовар. Но дотянуться до воды не хватало рукавов. Сбегался народ из ближних деревень. Привезли еще три таких качалки и кое-как из них собрали одну. Но сбить огонь не так-то было легко. И Конь скомандовал разбирать дома. Группа парней с Журкой во главе взобрались на крышу какого-то дома, вмиг взломали ее и с грохотом спустили на землю. Мужики бросились к дому с баграми.
Первое, что увидел Василий Ильич, когда вбежал в деревню, – свой дом.
– Стоит! Стоит!
Василий Ильич беззвучно засмеялся и, обхватив шершавый столб крыльца, погладил его, приговаривая:
– А что? Стоишь, стои-и-и-ишь!
Марью Антоновну с вещами он нашел далеко на задворках. Она сидела на чемодане, среди узлов. Увидев мужа, Марья Антоновна заплакала.
– Зачем ты меня сюда завез?..
– Все вынесла? А где зеркало, шкаф?
– На что они нам сдались?
По улице пробежало трое колхозников, среди них был старый Кожин.
– Матвей! – окликнул Василий Ильич.
– Давай, давай! – не оборачиваясь, замахал рукой Кожин.
Туча искр металась над Лукашами, ветер нес красные хлопья, усыпая ими крыши. Овсов оглянулся и, видя, что никто не обращает на него внимания, сгорбился и быстро пошел к дому. Здесь он вынес со двора лестницу, сунул в ведро с водою веник и полез с ними на крышу.
Только сейчас он увидел, как стар его дом, – истлевшая дрань крошилась под ногами. Он ползал по крыше, хватаясь за трухлявые жерди, которые трещали и качались. Оторопь сковала Овсова, когда над домом Масленкина взметнулось оранжевое с черной каймой пламя и захлопало, как огромное полотнище… Сверху посыпался пепел. Тополь, стоявший около дома Сашка, задрожал, листья зашуршали, как бумага, и вдруг он вспыхнул сразу со всех сторон, как факел. Огонь в минуту взломал тесовую кровлю и, провалившись в темный от копоти сруб, заклокотал в нем.
– Раз, два, взяли!! – услышал Василий Ильич надрывный голос.
Внизу мужики баграми раскачивали крышу соседнего дома.
– Голубчики мои, спасители, не дайте погибнуть, – бормотал Василий Ильич, ползая по крыше своего дома и махая мокрым веником.
Раскаленный сруб Сашка продолжал стоять, грозя вот-вот рухнуть и завалить горящими бревнами все вокруг.
– Давай сюда!..
Овсов увидел, как мужики кинулись к его дому.
– Разрушат… Конец всему, – прошептал Василий Ильич и визгливым голосом закричал: – Не сметь!
Внизу притихли.
– Не сметь разорять!
– Овсов это, – сказал кто-то и крепко, с вывертом, выругался.
– Не сметь! – в исступлении повторил Василий Ильич и сжал над головой кулаки, но покачнулся и, потеряв равновесие, упал. Почувствовав, как ползет под ним дранка, он с силой ухватился за оголенную жердь, но обломал ее и покатился вниз с обломком в руках. В последний момент, когда ноги уже ощутили пустоту, он услышал громыхание пустого ведра. Оно обогнало Овсова…
Глава двенадцатая
Из Лукашей
Палата № 3, где лежал Василий Ильич, мало чем отличалась от других палат. Была она светлая, с желтыми полами, тумбочками и желтыми панельками на стенах. Тишина, скука и карболовый с примесью нашатыря запах не покидал ее даже при открытых окнах.