На восточном порубежье - стр. 33

Расторопный матрос поспешил исполнить распоряжение начальника, но, на беду, столкнулся со штурманом Якобом Генсом. Тот уже с утра изрядно приложился к хмельной браге и вот решил развеяться на плотбище, где вовсю кипела работа.

В последнее время Генс особенно сдружился с капитаном Павлуцким. Неопределенность в руководстве экспедицией уже давно поделило команду на два лагеря. Старые служилые казаки держались за Шестакова: казачий голова был для них по-человечески ближе, располагали к себе его основательность и добропорядочность, в общем, они с охотой исполняли его распоряжения. Походные дела и заботы, столь для них привычные, и легли в основном на их плечи. Другая половина, состоявшая из дворянского сословия и солдат, была на стороне капитана Павлуцкого. Первые – оттого, что это сулило им более комфортное существование, ну а солдатам выбора никто и не предлагал. Обер-офицер согласно уставу для них – и Бог, и царь, а капитан Павлуцкий и штурман Генс имели старшие офицерские чины.

Завидев спешившего матроса, Генс решил продемонстрировать всем, что такое флотская дисциплина.

– Эй, матрос, – окликнул его штурман, – подойди сюда!

– Извиняйте, господин штурман, некогда мне. Афанасий Федотович наказал готовые лодии на пригорок поднять. Говорит, не сегодня, так завтра ледоход двинет, как бы не изломало.

У стареющего голландского штурмана потемнело от злобы в глазах, распаленный алкоголем мозг требовал крови. В гневе забыв русскую речь, он набросился на бедного Петрова, низвергая на него отборную голландскую ругань, а тяжелые кулаки штурмана стали увечить беззащитного матроса.

Один из казаков поспешил за Шестаковым, другие пытались увещевать штурмана. Редко кто мог позволить себе на Лене столь бесцеремонное обхождение. Но Генс продолжал обхаживать Петрова, потерявшего сознание до прихода Шестакова.

Казачий голова без лишних церемоний огрел разбуянившегося штурмана подвернувшейся под руку оглоблей и велел казакам тащить его до своей избы, где и запер в пустом амбаре.

Все в тревоге ожидали развития дальнейших событий. Утром к Шестакову в сопровождении десятка солдат пожаловал капитан Павлуцкий.

– Будьте добры, Афанасий Федотович, освободите из-под стражи штурмана Генса.

– Генс избил моего денщика и будет отвечать за это!

– Что же по-вашему? Если я изобью солдата, тоже пойду под арест? – усмехнулся капитан.

– Штурман за избиение матроса будет отправлен обратно в Тобольск! – заявил в ответ Шестаков.

– Здесь я буду распоряжаться! Хватит представлений! – взорвался капитан Павлуцкий.

Стали подходить вооруженные казаки. Окружив своего голову, они враждебно смотрели на солдат.

– Освободите Генса! Либо я прикажу солдатам сделать это силой оружия.

Шестаков взглянул на солдат. Те были взволнованны, но готовые исполнить любой приказ капитана.

– Кровь, пролитая православным людом, будет слишком большой ценой за этого голландского прохвоста, – вздохнул Шестаков. – А вы, капитан, еще успеете пожалеть о случившемся.

Путешествие экспедиции по сибирской тайге и рекам заняло семь месяцев. В июне 1728 года все благополучно прибыли в Якутский острог. В дороге произошел еще один примечательный случай. Шестаков и Павлуцкий имели честь свидеться с командором Первой Камчатской экспедиции Витусом Берингом. Тот пребывал в полной меланхолии. Три года тяжких испытаний – и отсутствие каких-либо серьезных результатов. За такие деяния экспедиции его, командора, в столице не пожалуют. Казалось, безразличный ко всему командор соизволил выслушать Шестакова и без особых разговоров выдал ему распоряжение о передаче судов экспедиции и копию итоговой карты с подписью «Рисовал мичман Петр Чаплин».