На тропе Луны - стр. 28
– Невероятно, – сказала Эррен, досмотрев до конца весь «репортаж», включая потасовку и исчезновение волка, – это детеныш. Волк почти взрослый, но все же подросток. Даже странно, что он так легко прошел сюда и так легко вернулся.
– Кошмарр! Волк – тьфу. Крру геррой! Ррому быстррро!
– Герой, герой… ладно, вот тебе твой ром, а то ведь подумать спокойно не дашь.
Пока Кру, прикрываясь «травмой» и «героизмом», надирался ромом, Эррен гоняла одного из механических коньков по столу и терпеливо ждала, когда птероворон отключится. На обдумывание дальнейших действий у нее ушли считаные секунды. Остальное время – на то, чтобы решиться в очередной раз нарушить закон прямо посреди мастерской, принадлежащей ратуше, а значит – городскому Совету.
Разумеется, Эррен предпочла бы сделать это из собственных комнат в профессорском крыле Академии, но выбора у нее не было.
Прежде всего она проверила, надежно ли заперты двери и окна, – только случайных свидетелей ей и не хватало (хотя насколько случайным будет тот, кто заглянет в мастерскую городского Совета среди ночи?). А затем сунула конька в карман брюк (тот протестующе пискнул) и подошла вплотную к стене, которая выходила окнами на замок. Стена была сложена из крупных каменных плит. На одну из них Эррен и положила обе ладони. Вздохнула и решительно перенесла на них весь свой невеликий вес, словно желая вытолкнуть плиту из стены наружу, заставить с грохотом рухнуть на мощеную дорогу с высоты восьмого этажа. Но ничего подобного не произошло, вместо этого ее руки прошли сквозь плиту, как сквозь масло. Если быть точной (а Эррен предпочитала точность), то она погрузила руки в глубину плиты. И кто-то крепко сжал их там, в стене.
– Покажи глубину, – негромко попросила Эррен, и слова, сорвавшись с ее губ, на секунду обрели плотность и объем, но тут же растаяли золотистым облаком. – Ну же, прошу тебя. Пожалуйста.
И плита повиновалась. По ее поверхности пробежала рябь, шершавый камень стал гладким и прозрачным, как стекло. Но вместо ночного неба и замка на горизонте Эррен увидела другую комнату, гораздо меньше и скромнее мастерской. Каменные стены, но не теплый желто-розовый мрамор, а серые булыжники, узкая кровать в углу, стол со стулом и горы книг по всему свободному пространству. Эту комнату Эррен видела не в первый раз, как, впрочем, и ее обитателя, сидящего на груде книг, как на табурете, у стены и крепко сжимающего ее собственные руки.
– Привет, братец, – сказала она.
– Здравствуй, символьер Эррен, – ответил брат.
Он был такой же бешено-рыжий и проволочно-кудрявый, как она, очень высокий, худощавый, но широкоплечий и с крупными руками.
На нем было надето нечто вроде бесформенного свитера, не то черного, не то серого цвета, но он носил эту робу не без изящества.
Эррен несказанно злил тот факт, что тайную камеру устроили ни много ни мало в мастерской ратуши. Ее злило вдвойне то, что заключенным оказался ее же родной брат. Да еще и «тайным». Можно подумать, она не заметит глубинный тайник в мастерской, которую давно привыкла считать своей.
– Что привело мою хорошую сестричку на нелегальное свидание с братом-преступником? Расскажешь мне, что происходит в мире? Новое омертвение уничтожило город? Прекрасный народ элве вычислил День пилигримовых яблок этого года? Города луны перестали выходить из абсолютной глубины, и Высокий совет застрял на нашем пороге в полном составе? – насмешливо поинтересовался он.